Ирина Дынина - Хмурый город. Ненастье для Насти

– Ну, ладно. Коль от чисто сердца, то приму. – старуха заулыбалась, показав крупные, белые зубы.

– От чистого. – поспешила подтвердить Настя. – Не сомневайтесь.

– Редко по нынешним-то временам чистые сердца встречаются. – кика на голове пенсионерки качнулась, соглашаясь со сказанным. – В дефиците великом. А ты, Анастасья-краса, раздевайся, да располагайся вольно. Чай пить станем, разговоры разговаривать. У меня и заночуешь – негоже гостью в ночь одну отправлять. Через речку-то, Смородинку, до самого утра хода нет. Как солнышко встанет, так и отправишься в путь-дорогу.

– Не хотелось бы вас стеснять. – Настя искренне засмущалась, в то же время, вздохнув с облегчением – вопрос с ночлегом решился в её польз. – Случайно так неловко получилось. Я к вам с утра собиралась, выехала пораньше, а добралась, почему-то, к вечеру самому. Но, если что, я до речки как-нибудь дойду, вы не беспокойтесь. У меня и фонарик есть, в телефоне. – и телефон свой показала. Фонарик исправно светил, а вот сети не было. Совсем.

– Ой! – обеспокоилась Настя. – Как же вы здесь, совсем одна живёте, да ещё и без мобильной связи?

– Да, так как-то.. Привыкла уже – развела руками Степанида Савишна. Старуха, сама, Настя готова была в том поклясться, слегка посмеивалась над наивной горожанкой и на стол посматривала. На столе тарелка стояла, пустая совсем, лишь одинокое яблоко краснело тугим боком.

– Снимай куртку и мой руки. – Степанида Савишна рукой махнула. – Не стесняйся, Настя – не каждый день ко мне люди живые в гости заходят. Вон, Васька тебе покажет тут всё – и светёлку, и рукомойник.

– Кот? – Настя округлила глаза. Ах, ну, да – для одинокой женщины и кот – компаньон, друг и собеседник. Всё в одном.

Но кот и впрямь вперёд прошёл и призывно мявкнул. Настя поколебалась, но куртку сняла, рюкзачок подхватила и пошла за котом, чувствуя себя глупо и несколько стеснённо – в чужом доме, да ещё и в деревне Гадюкино.

Васька-кот, не подвёл – показал-таки Насте ту самую светёлку. Вполне себе приличная комнатка оказалась – просторная, уютная. Полы деревянные, половичками полосатыми застелены, кровать большая, железная, на спинке – шишечки блестящие. Подушки – высокие, пышные и, перина! Настоящая перина – мягкая, уютная.

Настя плюхнулась на кровать попой и тут же захотела забраться на эту самую перину, укрыться лоскутным одеялом, уложить голову на подушку и заснуть – устала, как будто целый день мешки с картошкой таскала.

Перина – знатная на кровати, как в сказке про госпожу Метелицу.

И умыться где нашлось – вполне себе современная комнатка, с кабинкой душевой и умывальником. И вода тёплая.

Благодать!

Кот, тот, который Васька усатый, Настю под дверью поджидал, лапами морду умывал и чихал забавно.

Настя, слегка стесняясь своего непрошенного вторжения в чужой дом, опять за котом пошла, из умывальной в гостиную. Где стол стоял. На столе чего только не было! И когда только успела бабулька сто пятилетняя столько всяких вкусностей наготовить?

Перво-наперво, Насте в глаза самовар бросился – огромный, блестящий, пыхтящий. Такие самовары Настя в краеведческом музее видела, давно, правда, ещё школьницей. И чашки, и блюдца, белые-белые, сверкающие, и розетки с вареньем различным. И баранки с маком. А каша гречневая с мясом, паром исходила и пахла так, что у Насти слюноотделение усилилось, как у собаки Павлова, которую косточкой поманили. Еще были огурчики, грибочки и всякие заедки разные.

Так и потянуло Настю к этому столу, а желудок урчал уже совсем неприлично.

– Присаживайся, девонька, – Степанида Савишна пригласила гостью за стол. – вечерять станем. Я добрым людям завсегда рада.

И девушка не стала манерничать, да отказываться.

Каша оказалась выше всяких похвал, куда там гречневой крупе, простым кипятком запаренной. Хоть и утверждала Настина бабушка, Жанна Аркадьевна, что запаренная гречка – самая полезная и вкусная, но девушке больше понравилась приготовленная по-гадюкински, как бы странно это не звучало.

Кот Василий, продолжая умываться сразу двумя лапами, вольготно расположился на широкой лежанке, предназначенной для приятного кошачьего времяпровождения. Лежанка больше походила на плетенную из лозы детскую люльку, да и матрасик в ней имелся, полосатый и стеганный.

Обычно Настя, девушка городская и осторожная, с посторонними бабульками в личные беседы пускаться не спешила. Оно ж, как получается? Расскажешь одно, а на деле все по- иному выйдет – перекроят, переиначат, переврут на свой лад, да наизнанку и вывернут.

Но здесь, в теплой избе, стылым вечером октября, под размеренное и такое уютное мурчание кота Васьки, да под вкусный чай с вареньем, Настя как-то незаметно размякла и поведала Степаниде Савишне о своем скучном житье-бытье, о работе, о серых буднях и неладах с родными людьми, да о том, что все её замуж выдать норовят. И, если раньше этим вопросом лишь бабуля озадачена была, Жанна Аркадьевна, то теперь и родители, как ни странно, вполне современные люди, начали донимать её этой проблемой.

Ей же, Насте, вот ни разу, замуж не хочется. Что она там забыла – готовку, да постирушки? Хочется ей чего-то ясного, интересного и необычного. Приключений хочется, вот!

Степанида Савишна выслушала девушку внимательно, ни разу не перебила. Рукой, вон, подбородок подпёрла, да и слушала. Даже кика у неё на голове к разговору прислушивалась – во всяком случае, Насте так показалось.

– Молодая ты, нетерпеливая. – вздохнула Степанида Савишна. – Спешите вы жить, торопитесь. Ишь, приключения ей подавай! – глаза старухи азартно сверкнули. – Хорошая ты девушка, Анастася – отзывчивая, добрая, не жадная. Вона, сколько гостинцев мне, старухе незнакомой, навезла, а вот Соловей не догадался, хоть и внук мне родный.

– Кто, внук? – переспросила Настя, жуя баранку.

– Да, Соловей же. – кивнула головой Степанида Савишна. – Разбойник он! Ох и разбойник! Раз в год про старуху вспоминает, деньгами откупается. Нет бы, приехать, да проведать бабку старую. Трудно мне одной управляться стало, с хозяйством-то. Помощник нужон. Вот, думала, ты сгодишься, ан – нет. Не про тебя ноша сия. Ладно, думать стану. О-хо-хонюшки, года наши тяжкие! Ты иди, Настён, спать ложись. Утро вечера мудренее.

Настя мало что уяснила из тихого бормотания старухи, но и сама понимала, что засиделись они. Деревня ведь! В деревне, небось, спать с курами ложатся, рано. А в Гадюкино, тем более – ни телевизора, ни интернета. Телефон – и тот, не ловит. Одного только понять не могла Настя – с чего бы это сумерки так рано на деревеньку опустились? Не такая уж и глубокая осень на дворе стоит, чтобы темнело в шесть часов вечера.

– Аномалия, скорей всего, какая-то. – лениво подумалось Насте. – Зона. Точно – темная зона в Гадюкино.