Никита Ловлин - Кошмар Мёбиуса

Боль, судорожный вдох, а также абсолютное небытие, тут же сменившееся лёгким ощущением холодного твёрдого пола, на котором я лежал – таковы были ощущения, захлестнувшие всё моё сознание в момент пробуждения.

Далее пришло некоторое осознание своего существа, а также звенящая тишина. Похоже, более ужасное пробуждение представить невозможно.

Спустя несколько секунд, я начал осознавать и ощущать себя и происходящее с собой достаточно, чтобы осмотреться. Глаза не пронзил какой-то яркий свет, хотя окружающее, довольно тёмное, пространство и показалось непривычно ярким, но в течение следующих секунд более тёмные тона вернулись на свои места.

Я оказался в каком-то помещении, явно принадлежащем больнице – пол, отделанный плиткой, стены, в светлых тонах, под стать полу, а также стерильность и этот лёгкий аромат – достояние подобных заведений. Однако, никаких опознавательных моментов не было, чтобы более точно понять, в каком кабинете, или коридоре я нахожусь – голые стены, пол, потолок с одной-единственной, почему-то тусклой, лампой, а также две двери с разных концов помещения.

Первая попытка встать оказалась провальной – моё тело отказывалось слушаться, из-за чего неконтролируемые движения ватных конечностей довольно резко вернули мне горизонтальное положение, что привело к возвращению той боли, которая, однако, не заняла обширное место в моём сознании, как если бы у меня был ушиб большей части поверхности тела, а сгруппировалась в одном конкретном месте – задней части шеи. Прислушавшись к своим ощущениям, я понял, что боль никуда уходила, просто была менее заметной, а также постепенно сходила на нет.

Подождав около минуты, сконцентрировав своё внимание на ощущениях в теле, ко мне пришло осознание того, что контроль над мышцами и тактильные ощущения возвращаются. После ещё одной минуты ожидания, мне стало ясно, что я вновь управляю своим телом достаточно уверенно, чтобы повторить свою попытку, что решил не откладывать.

Сначала мне удалось сесть, опираясь при этом на руки, так как обнаружилась слабость в мышцах, однако вскоре моё тело вновь уверенно стояло на ногах. Первая победа.

Однако теперь, когда я стоял в окружении этих стен какого-то медицинского учреждения, меня настиг вопрос: «А что я здесь делаю-то?». Ответ, логично, стоило поискать в памяти, чтобы понять, как я сюда попал, или где я был, прежде чем попал сюда.

В момент моя спина покрылась холодным потом, поскольку ко мне пришло осознание самого важного факта – я ничего не помню! Совершенно! Ну, то есть, почти: мне было совершенно ясно, что меня зовут Заварин Виктор Степанович, что я нахожусь в каком-то помещении какой-то больницы, и так далее. Знания присутствовали, однако память на события совершенно отсутствовала.

Когда паника отошла, я понял, что здесь мне делать нечего – надо искать кого-нибудь ещё, чтобы получить ответы на свои вопросы.

– Так, дверь слева, дверь справа – выбор, конечно, богатый, – как показала жизнь, которая, хоть и ушла из моей памяти, но уроки её сохранились, в отсутствии людей рассудок помогает сохранить обычное произношение мыслей вслух, а также разговор с самим собой.

– Итак, для начала посмотрим, что у нас слева. Есть здесь кто-ни… – начал я говорить, одновременно открывая дверь, однако мне пришлось умолкнуть на полуслове из-за увиденного за дверью.

Интересно устроена человеческая психология – самое необычное, неординарное и, чего скрывать, да жути нереальное, в первые секунды не вызывает ни страха, ни паники, ни интереса – словно мозг от увиденного так перегружается, что человек перестаёт ощущать эмоции и стоит в ступоре. Тем не менее, спустя несколько секунд, я всё-таки отшатнулся от двери, потерял равновесие и упал ровно на пятую точку, нервно хватая ртом воздух, силясь перебороть подступающую истерику.

За дверью, тем временем, находилась моя комната. Причём не из общаги, не мой кабинет, что в окружающей меня обстановке было бы логично, и даже не моя спальня в моей квартире. Это была моя комната в старой родительской квартире, которую я давно продал.

– КАКОГО ЧЁРТА!? – вырвалось из меня, когда я только-только перешёл порог от предистеричного состояние до смятения.

Мне понадобилось чуть больше минуты, чтобы окончательно прийти в себя, хотя вид моей детской комнаты, куда вела распахнутая дверь, сильно мешал этому процессу.

– Ладно, надо посмотреть, что с другой стороны, – сказал я, спешно отворачиваясь от открытой двери, одновременно направляясь к противоположной ей.

Дрожащая от выброса адреналина, подстёгиваемого страхом, рука опустилась на ручку точно такой же двери и потянула её вниз. Дверь не выказала и намёка на сопротивление и плавно начала своё движение, открывая моим глазам новый вид.

Из моих лёгких тут же вышел облегчённый выдох. Я рассудил: «Даже если я окончательно свихнулся, то пусть лучше уж я окажусь в более приятной, в данной ситуации, обстановке» и переступил порог, попутно закрывая за собой дверь и попадая в знакомое светлое, но мрачное помещение.

– Да уж, не подумал бы, что, не смотря на все воспоминания, когда-нибудь посчитаю, что в морге мне спокойнее и комфортнее, чем в своей детской спальне. Однако, это именно мой морг! – удивился я, когда мой взгляд упал на стол с химикатами, которые были разложены не по стандарту, а по моему удобству – за годы работы выработалась привычка держать своё рабочее место больше в удобстве и эффективности, нежели по какой-то инструкции, которую никто даже не проверяет.

Пройдясь по помещению, я только убеждался в своей догадке, что, в некотором роде меня настораживало, несмотря на уют любимого рабочего места, которому, тем не менее, не раз удавалось становиться для меня персональным адом.

Из-за непонимания происходящего, роящихся в голове несформированных вопросов, я даже и не заметил, что память небольшими элементами ко мне возвращается. В данный момент эти отрывки больше походили на отдельные слайды, однако с каждой минутой появлялись новые, составляя более полноценные воспоминания, как кадры – кино.

Спустя ещё несколько минут, тенденция возвращения воспоминаний заставила меня испустить ещё один облегчённый вздох. Однако сути это не меняло – я всё также не понимал, что здесь происходит, а родной морг, всё-таки не был тем местом, где хотелось бы заниматься расследованием – здесь почти никогда никого, кроме меня и моих «пациентов», не было.

– Значит, придётся идти в мою детскую комнату, если только этот мираж не развеялся, и там вновь стоит больничный коридор, – сказал я, со вздохом и некоторой надеждой, возвращаясь к двери и распахивая её.