Арина Полядова - Семинар вампиров

Сон мне снится – вот те на: гроб среди квартиры!

На мои похорона съехались вампиры.

Владимир Высоцкий,

«Мои похороны, или

Страшный сон очень смелого человека».

Утром мажу бутерброд –

Сразу мысль: а как народ?

И икра не лезет в горло,

И компот не льётся в рот!

Леонид Филатов,

«Царь».

…Она зачем-то пришла всё-таки на это странное, чужеземное «богослужение». Дом был очень странный, средневековый, но для замка довольно маленький, с лабиринтами и потайными комнатами. Богослужебный зал – наклонный, как в кинотеатре, с ярко-голубыми пластмассовыми стульями, где все сидели почему-то спиной к проповеднику. И народу было очень мало.

А потом её отправили в боковую, крошечную комнатку, надзирать за противными узкоглазыми детьми, которые сосредоточенно мастерили соломенные крестики…

На этом Наталья Николаевна проснулась. Но гадливость от сна не проходила долго, хотя она сроду не была склонна ни к самокопанию, ни к мистицизму. Только рационализм! Она же всё-таки политик, пусть и в отставке! А бывших депутатов не бывает, как и разведчиков!

…После Нового года Наталья Николаевна Муромцева вдруг вспомнила Любу Анисимову. Проиграв прошлой осенью выборы в Государственную Думу, и потеряв, в связи с окончанием полномочий, мандат в Областной, у неё появилось много свободного времени (Муромцева оставалась членом редколлегии одной крупной столичной оппозиционной газеты). Осенью же умерла от рака её старая мать. Но Муромцева была слишком цинична, не убивалась даже по матери, а что уж тут говорить о какой-то там Любе?!! Не депутат же и не предприниматель!

Муромцева работала депутатом районного Совета трёх созывов, и дважды – Областной Думы. На публике о своём провале не переживала, говоря равнодушно: «Теперь я буду самой спокойной пенсионеркой!» А раньше после проигрыша Наталья Николаевна всегда пристраивалась помощником депутата Государственной Думы из родной фракции, где платили небольшую зарплату. И мужа своего Аристарха подтягивала, – он, кроме помощи депутатам, больше не признавал никаких занятий для себя.

Именно в такое «межсезонье» в самом начале нового века к ней и приблудилась Люба Анисимова, инвалид по психическому заболеванию. От убогой спасу не было: она, как и все больные на голову, то названивала по нескольку раз в день, то надолго исчезала. Муж Аристарх и Назар, старший сын, хамьё и зверьё, которых свет не видывал, рычали на неё по телефону, но это, разумеется, не помогало.

Официально Наталья Николаевна была «за народ», только к этому самому «народу» относилась, как к скотам, тянулась к кровопийцам-предпринимателям, хотя бы к владельцам маленьких магазинчиков, ещё не вытесненных «Пятёрочками» с «Дикси». Торгашам она держала слово, а «быдлу» – никогда. Ведь даже в немецком языке слово ''Volk'' – переводится не только как «народ», «нация» и «люди», но и «солдаты», «стадо», «стая»! 1 1 Такой интересный эпиграф из «Немецко-русского словаря» стоит к первой части «Свет на горе» трилогии Владимира Тихвицкого «Цыганский роман» о геноциде и немецкой оккупации. Такое вот народно депутатское раздвоение личности!

А Люба так её замучила жалобами, что ей нечего носить зимой, что Муромцева подобрала ей ботинки. Домой к электорату, правда, не пошла, побоявшись, что сумасшедшая избирательница от нечего делать воткнёт ей вилку в глаз (депутатка читала когда-то давно в «Московском комсомольце» про бунт психов в лечебнице, где так пострадал главврач), а назначила встречу на остановке. Но не пришла сама Люба: психи, они же – не обязательные, как и сама Наталья Николаевна.

И теперь, почти двадцать лет спустя, эта ненормальная вдруг залезла в её опустевшую от государственных и народных забот голову! Да что ж это такое?!! Да плевать на неё!

…Люба ходила в какую-то секту, которая на заморские деньги отстроила белый особняк на вершине бугра. Анисимова была в полном восторге от странных богослужений и проповедников, и всё умоляла Наталью Николаевну, выпускавшую тогда (а всего – двадцать лет!) бесплатную «патриотическую» газету, где никого, кроме себя и мужа, ну, в самом крайнем случае, подруг, не печатала, – написать статью об этой «церкви».

– Нет, я буду поддерживать только православие! – непоколебимо отвечала Муромцева.

Но здесь она хотя бы не врала, а так обычно всем обещала опубликовать что-то, не входившее в её личные планы, и всегда обманывала.

Конечно же, Наталья Николаевна никогда не была верующей, просто считала православие душой и силой народа, которое не продаётся и не обменивается ни на что заезжее.

– А что же ты не попросишь ботинки у своих корейцев? – спросила как-то Муромцева Любу.

«Церковь», как это ни странно, построили не американцы, а корейцы! Так они же вроде буддисты…

– Так они же только сильным помогают! – тяжело вздохнула Люба.

Наталья Николаевна ничего здесь не поняла, но разве стоит предавать значения словам психически больной женщины?

Именно эта заезжая «церковь» и приснилась ей на новогодних каникулах.

После тучных пяти лет депутатства на Муромцеву повалились беды и несчастья. Онкология матери, собственная катаракта, операция на оба глаза, зашалило от не проходящей боли за несчастный народ сердце…

Муж Натальи Николаевны, Аристарх Геннадьевич, слыл очень грубым человеком. Дай ему волю, он строил бы концлагеря для инакомыслящих. Но пока нельзя.

Но сердце нечестивого ищет зла. Не найдёт милости в глазах его и друг его, сказал премудрый Соломон. Жене Аристарх (как и Назар), грубил и хамил даже больше, чем всем остальным. И она, тоже хамка, а точнее, просто базарная баба и сплетница, сказала мужу однажды интеллигентно и беспомощно:

– Аристарх, ну что же ты на меня так кричишь? У меня опять сердце заболит, и мне придётся в больницу ложиться!

Вскоре она и вправду заболела, но в стационар её не определили. Прописали лекарства и избегание стрессов.

Наталья Николаевна работала в московской газете, но не каждый день. А тут, получив больничный, она вдруг решила встряхнуться от политики и экономики, а заодно собрать материал про религию. Точнее, про религиозную экспансию.

В середине 70-х Муромцева закончила Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова по специальности «литературный работник». Таланта и огня в ней не было, одно трудолюбие. Поэтому местом работы стала заводская многотиражка, которая, как и районка, говорила с читателями мёртвым казённым языком.

Но вскоре – карьерный взлёт, должность для молодых поколений непонятная: инструктор горкома КПСС. И сорок лет жизни на километры, если не парсеки, канцелярщины и казёнщины. Чем скучнее и официальнее, тем лучше. И тайная зависть к владеющим даром слова, но не имеющим возможность куда-то пробиться. И подрезание крыльев тем, кто мог бы затмить её, единственную и несравненную Наталью Николаевну. И некоторая помощь тем графоманам, кто может работать, но не способен её затенить.