Маргарет Хэддикс - Незнакомцы

– Ты что, не слушала? – удивился Финн. Он явно был обижен. – Ракета – это кошка!

– Да-да, – отозвалась Натали. Она стояла, склонившись над экраном, – но Чез мог поклясться, что глаза Натали метнулись справа налево. Она смотрела не только в телефон.

Может быть, Натали действительно что-то заинтересовало. Просто она не желала показывать им, что рассматривает дом.

Чез хотел поделиться своим наблюдением с Эммой, но в присутствии Натали это было невозможно.

– Я помогу тебе почистить лоток, – сказал он сестре. – Финн, а ты иди погладь Ракету и пока побудь с ней, ладно?

– Сначала её надо найти! – заявил Финн. Он нагнулся и заглянул под кушетку.

– Она, наверное, на подоконнике в маминой комнате, – сказала Эмма. – Она всегда там сидит, когда никого нет дома.

Чез слегка заволновался, что Финн сейчас спросит: «А откуда ты знаешь, где сидит Ракета, когда никого нет дома? Если никого нет, значит, её никто не видит!» И тогда у Эммы и Финна начнётся спор типа «издаёт ли звук падающее дерево, если его никто не видит». А Натали Мэйхью будет просто стоять и смеяться.

Но Финн сказал «ладно» и побежал наверх.

Натали, как ни странно, последовала за ним.

Чезу захотелось крикнуть: «Эй, кто сказал, что тебе можно наверх? Кто тебя вообще сюда пригласил?» Но это было бы грубо. Натали могла подумать, что ей не доверяют.

Были ли у них причины не доверять Натали?

«Мама доверяет госпоже Моралес. Мама знала, что у госпожи Моралес есть дочь. Значит…»

– Ну, ты мне поможешь или нет? – спросила Эмма, пятясь в сторону кухни и двери, ведущей в подвал.

– А… да, – кивнул Чез.

Они с Эммой уже почти спустились – миновали ступеньку, на которой он стоял в темноте накануне ночью, слушая мамин разговор по телефону, – и Чез вспомнил, что хотел сказать сестре.

– Помнишь, в прошлом году Натали училась в нашей школе? – спросил он.

– Нет, – ответила Эмма.

Чез подумал: наверное, есть большая разница между ним, который был всего на год младше Натали, и Эммой, которая была младше на три года.

– Натали ещё ходила с другими девочками, и они все красили губы, – начал он.

– Правда? – спросила Эмма, как будто он сказал что-то вроде «гепарды развивают скорость до ста двадцати километров в час» или «летучие мыши – единственные млекопитающие, которые умеют летать». – В шестом классе девочки красятся?! А в твоём классе тоже?

– Э… некоторые, – сказал Чез. – Кажется. Но это совсем другое.

Почему ему так трудно говорить с Эммой?

Эмма перепрыгнула последние три ступеньки и оказалась почти на том же самом месте, где стояла мама вчера ночью. Наверное, надо было рассказать Эмме, что он слышал, а не пытаться объяснить про Натали.

А вдруг Эмма испугается?

Ведь и правда было что-то жуткое в том, что мама в три часа ночи сказала по телефону какому-то странному человеку по имени Джо: «Тебе придётся всё уладить. Иначе, клянусь, это сделаю я». А всего четыре часа спустя она сообщила о неожиданной командировке.

И в том, что на прощанье она велела Чезу: «Ничего не забывай».

И если рассказать обо всём этом Эмме, жути бы не убавилось.

«Мама – вот с кем мне надо поговорить, – решил Чез. – Она обязательно позвонит завтра утром. Я отойду с телефоном в какое-нибудь укромное место, подальше от Эммы и Финна. А ещё от госпожи Моралес и Натали. И тогда я заставлю маму всё объяснить».

Ему очень хотелось услышать в ответ: «Всё в порядке. Не волнуйся». И ещё: «Полиция нашла тех детей из Аризоны, они не пострадали. Их отвезли к родителям, а похитители проведут остаток жизни в тюрьме. И вообще-то это была просто ложная тревога – ребята решили пошутить».

– Подержи пакет, пожалуйста.

Эмма присела на корточки рядом с лотком, держа в одной руке совок, а в другой магазинный полиэтиленовый пакет. Чез подошёл и взял у неё пакет.

– Натали подросток, – сказала Эмма, запустив совок в наполнитель. – Мама говорила нам с Финном, что иногда люди начинают вести себя странно, когда им исполняется тринадцать. Или даже двенадцать. Как тебе. – Она ссыпала использованный наполнитель в пакет и шутливо помахала совком.

– Я не веду себя странно, – заявил Чез.

– Да? – Эмма забрала у него пакет и связала ручки, чтобы не протекло. – Тогда почему ты стоишь здесь как дурак и говоришь про Натали? И почему если она красит губы, это совсем не то же самое, что у девочек в твоём классе?

– Я не… – начал Чез.

Но тут сверху донёсся крик Финна:

– Чез! Эмма! Скорей идите сюда!

Финн очень хотел погладить Ракету – может, тогда бы ему хоть немного полегчало.

Он даже не успел рассказать Чезу и Эмме, что Тирелл решил, что их мама грабитель. Но мама ни за что бы не стала грабить банк – а если бы и ограбила, то полиция уже поймала бы её, ведь так? Разве полицейские не приехали бы за Чезом, Эммой и Финном? Финн в этом не сомневался.

И всё-таки он был не прочь потискать Ракету и шепнуть в её мохнатое ухо: «Тирелл сказал, что мама ограбила банк, а мама уехала в Чикаго, нам с Эммой и Чезом придётся жить у незнакомой тёти, и, кстати, в Аризоне пропали какие-то дети, которых зовут так же, как нас, и… мур-р, Ракета, мур-р! Я хочу послушать, как ты мурчишь!»

Финн заглянул в свою комнату, потом в комнаты Эммы и Чеза, но Ракеты нигде не было. Мамину спальню он оставил напоследок, поскольку боялся, что затоскует ещё сильнее, когда заглянет туда. Но Эмма была права – Ракета обожала спать на подушке на подоконнике маминой комнаты, особенно ясными вечерами.

Финн зашёл в мамину комнату. Жалюзи были опущены, и на синюю подушку на окне не падало солнце. В комнате стоял полумрак.

Кто-то включил свет. Это была та девочка, Натали. Финн даже не слышал, как она поднялась за ним.

– Если будешь ходить по комнате в темноте, во что-нибудь врежешься и ушибёшься, – сказала она. – Тогда мама отругает меня, что я тебя не уберегла.

– Я могу ходить по собственному дому не ушибаясь, – возразил Финн.

Он подождал, потому что не сомневался, что она сейчас переспросит: «Да?» И тогда он скажет: «Да, а тебе-то что?» Что-то в Натали вызывало у Финна желание спорить с ней. А ведь обычно он не любил спорить.

Но Натали лишь коротко фыркнула и прислонилась к стене. Она, не поднимая головы, смотрела в телефон, и длинные тёмные волосы скрывали её лицо.

«Вот и хорошо, – подумал Финн. – Не хочу, чтобы она видела, как я глажу Ракету».

Он вообще не хотел, чтобы Натали стояла в маминой комнате, но решил не обращать на это внимания и снова принялся искать Ракету.

Под маминой кроватью кошки не оказалось.

И в кресле, куда мама складывала одежду, когда ей было лень убирать вещи в шкаф, тоже.