Том Холланд - Спящий в песках

Не встретил я в Долине царей и каких-либо загадочных символов, равно как и арабских надписей, подобных виденным мною в Эль-Амарне, хотя, признаться, наличие таковых заслуживало бы куда большего удивления, нежели их отсутствие. В конце концов, стражем этой Долины был отнюдь не Атон, лучезарный образ единого бога, а древние божества подземного мира. Те самые, с почитанием которых так страстно желал покончить Эхнатон.

Чаще всего на стенах гробниц попадались изображения Осириса – бога и первого владыки Египта, чью власть над долиной Нила оспаривал его брат Сет. Изучая фрески и рельефы, я вспоминал легенду, рассказанную мне Ньюберри. Бог зла дважды убивал своего брата; в первый раз он заключил его тело в саркофаг, а во второй – расчленил и разбросал части тела по всему миру. Однако сестра Осириса, великая богиня Исида, вернула его к жизни, и этот бог навеки воцарился в подземном мире. Естественно, что образ владыки царства мертвых практически всегда присутствовал в местах погребений фараонов. Легенды умалчивали о том, как именно осуществила Исида воскрешение, однако едва различимую улыбку на непроницаемом лице вечного стража царских саркофагов можно было воспринять как намек на его готовность поделиться этой тайной по крайней мере с душами царей. И опять же, размышляя об этом, я вновь и вновь вставал в тупик перед загадкой Эхнатона: что могло побудить его отречься от почитания такого бога, то есть, по существу, отказаться от перспективы вечной загробной жизни.

К сожалению, у меня не было возможности проводить раскопки в Долине, а без них ни на какие серьезные открытия не приходилось и надеяться. Оставалась лишь тоненькая тропка, способная привести меня к истине. Та самая, которую указал Ньюберри. Вспоминая пересказанную им арабскую легенду о царе, предавшемся гордыне и не обретшем упокоения, я подумал о том, что такого рода мифы вполне могли бы бытовать и в окрестностях Фив. Кроме того, не следовало упускать из виду тот факт, что уж одна-то традиция, восходящая к глубочайшей древности, благополучно сохранилась здесь до наших дней. Со времен фараонов Долина царей из века в век притягивала к себе бесчисленные орды расхитителей гробниц. Следы их варварской деятельности попадались чуть ли не на каждом шагу: полузасыпанные углубления, откуда были похищены мумии, обрывки холстов, торчавшие из песка, осколки разбитых каменных гробов... и так далее, и так далее – перечислять можно бесконечно. Грабители вывезли или уничтожили несметное количество шедевров искусства и тем самым нанесли науке неоценимый и непоправимый ущерб. Однако, имея дело с материальными свидетельствами минувших эпох, они, сами того не подозревая, могли извлечь из своих находок крупицы интересной для меня информации. К тому времени мне уже удалось сносно освоить разговорный арабский, так что душными ночами, когда назойливая мошкара все равно не позволяла заснуть, я нередко покидал свое жилище и наведывался к старейшине соседней деревни.

Разумеется, прямых ответов на большую часть моих вопросов я не получал, но это меня не удивляло, поскольку рассчитывать на немедленный результат было бы нелепо. Опыт научил меня не торопить события. Расспрашивая о тайнах древних гробниц, я чувствовал, что мои собеседники многое скрывают, однако их поведение свидетельствовало о том, что интересующие меня предания все-таки существуют, а значит, следовало лишь терпеливо ждать, внимательно слушая рассказчиков и мотая на ус все, что могло иметь хотя бы косвенное отношение к предмету моих исканий.

Бывало, потягивая кофе и вслушиваясь в длинные, витиеватые истории, которые знатоки легенд излагали по памяти, я улавливал туманные намеки на некую магическую тайну, связанную с Долиной царей и защищенную страшным проклятием. Выделить что-либо конкретное мне удавалось далеко не всегда, но эти истории будоражили мое любопытство: трудно было не задуматься о том, какие реальные факты скрываются за поэтическими наслоениями позднейшего времени.

Впрочем, пока я был занят работой в храмовом комплексе за пределами Долины, этот вопрос едва ли можно было считать актуальным.

Осенью 1899 года, к концу шестого сезона полевых работ в Фивах, в моей судьбе внезапно произошел резкий поворот. Как выяснилось, упорное стремление начинающего археолога неуклонно следовать своему призванию и в совершенстве овладеть навыками избранной профессии было замечено и высоко оценено. Я получил неожиданное предложение: занять пост главного инспектора древностей. Столь высокая честь казалась мне тем более удивительной по двум причинам. Первая из них – молодость: мне минуло всего двадцать пять лет. Вторая, намного более серьезная, причина состояла в том, что я не француз. Предубеждения Петри оказали на меня большое влияние и сформировали весьма невысокое мнение о Службе древностей. Ничего хорошего от ее чиновников я не ожидал. Однако в действительности глава Службы древностей мсье Гастон Масперо оказался человеком дельным и весьма проницательным. Более того, смею предположить, что именно благодаря тому, что он был не англичанином, а французом, ответственная должность досталась лицу столь скромного происхождения, как ваш покорный слуга.

Разумеется, я принял это лестное предложение с гордостью, волнением и благодарностью. И с огромными ожиданиями, ибо теперь мне предстояло стать ответственным за историческое наследие всего Верхнего Египта.

В том числе и за исследовательскую работу в Долине царей.

Новое назначение пробудило во мне чувство внутренней удовлетворенности и позволило почувствовать себя настоящим археологом. Однако в первые месяцы работы я не раз вспоминал преподанный мне когда-то урок: рассыпающийся в прах портрет Нефертити. А кроме того, я все больше и больше укреплялся в убеждении, что главной в моей профессии добродетелью всегда было, есть и будет терпение, терпение и еще раз терпение. Разумеется, мне хотелось как можно скорее заняться раскопками и совершить великие открытия, однако я сознавал, что прежде всего надлежит по-настоящему изучить и тщательнейшим образом описать уже найденные гробницы. Итак, уподобившись любимому моему персонажу – детективу, расследующему запутанное преступление, я начал со скрупулезного сбора свидетельств и улик.

И почти сразу удалось обнаружить нечто поразительное. Оказалось, что кто-то меня опередил: во всех недавно раскрытых гробницах обнаружились крохотные амулеты. Их оставили либо на груди лежащих в саркофагах мумий, либо возле изображений Осириса – у его ног. Сами амулеты были изготовлены недавно, но зато запечатленный на каждом из них образ заставил мое сердце забиться так сильно, что, казалось, оно готово вот-вот выскочить из груди. То были грубовато выполненные копии так хорошо запомнившегося мне сюжета: солнечный диск и две человеческие фигуры.