Том Холланд - Спящий в песках

Поблагодарив Ахмеда за долгую службу, я уже намеревался уйти, но вдруг почувствовал, что араб явно хочет сказать мне что-то еще. Он долго не мог решиться и, лишь когда мое терпение стало истощаться, прокашлявшись, пробормотал:

– А как же гробница, господин? Я хотел сказать насчет гробницы.

Я сосредоточенно нахмурился.

– Насчет гробницы?

– Ну, помните ту историю с гробницей и демоном? Помните изображение львицы с женской головой? И что его нашли возле запертого входа. Я вам рассказывал. Но люди толковали и кое о чем еще. Будто бы там был еще и труп, причем с разорванной глоткой.

Я прищурился, долго с многозначительным видом теребил кончики усов и наконец произнес:

– Неужели?

Ахмед прокашлялся снова.

– Господин, не могли бы вы задержаться на несколько недель?

– Увы, Ахмед, не могу. Без веских доказательств не могу.

– А... мистер Дэвис?

– Что – мистер Дэвис?

– Вы расскажете мистеру Дэвису о том, что произошло ночью?

Обведя взглядом безбрежные пески и подумав о том, какие тайны они, возможно, скрывают, я посмотрел на Ахмеда и промолчал.

– Вы вернетесь, господин, – шепотом произнес он. – Милостью Аллаха вы непременно вернетесь и сможете продолжить раскопки в Долине царей.

– Будем надеяться, – отозвался я, слегка пожав плечами.

Разумеется, я сожалел о необходимости распроститься с Фивами, особенно учитывая сопутствовавшие этому обстоятельства, однако не могу не признать, что перспективы новой должности пробуждали в моей душе радостные ожидания. Работа в качестве главного инспектора и жизнь в огромном Каире сулили мне множество новых впечатлений. Мне, привычному к уединению и тишине, нарушавшейся разве что криком ястреба или доносившимся из песков воем шакала, был в диковину непрерывный шум многолюдных каирских улиц. Топот ног, гул голосов и скрип тележных осей не смолкали даже по ночам. А когда с минарета раздавался призыв муэдзина к молитве, я, глядя с плоской крыши на тающие в тумане башенки многочисленных мечетей, порой думал, что этот древний, чуть ли не как сам город, зов растворяет само время.

Но стоило мне повернуться и устремить взгляд к южному горизонту, как моему взору представал иной, несравненно более древний горизонт. Отсюда пирамиды Гизы казались почти что призрачными, невесомыми, однако имелись все основания предполагать, что им, возникшим в пустыне намного раньше Каира, суждено пережить этот город. Естественно, я не мог не гордиться тем, что именно мне поручили заботу об их охране и изучении, ведь эти пирамиды были несказанно стары уже в эпоху Эхнатона.

Кстати, ни смена работы и места жительства, ни обилие новых впечатлений ничуть не уменьшили моего интереса к этой исторической фигуре, хотя, конечно же, в новых условиях у меня не было возможности продолжить свои поиски так, как это было в Фивах. Близ Каира не велись раскопки, среди горожан не бытовали фантастические сказки, из которых я порой выуживал рациональное зерно. По существу, в моем распоряжении оставалась лишь одна исследовательская возможность: здесь, как и в Фивах, в круг моих инспекторских обязанностей входило пресечение контрабандной торговли древностями. Разумеется, учитывая размах незаконных сделок, эта задача могла показаться невыполнимой, но зато я знал, что самые дорогостоящие и редкие артефакты, в том числе и обнаруженные в Долине царей, рано или поздно появятся на базарах Каира. Именно откуда они главным образом и попадали в руки состоятельных коллекционеров из Европы. Как только другие обязанности оставляли мне на это хоть немного времени, я непременно совершал обход лавок древностей, знакомясь с торговцами и инспектируя имеющийся у них товар. Особенно я надеялся наткнуться на памятный мне портрет Тии, но, разумеется, интересовался и любыми другими артефактами, так или иначе связанными со временем правления Эхнатона. И в первую очередь, конечно же, амулетами с изображением солнечного диска и двух согбенных человеческих фигур. Поначалу, как и следовало ожидать, ничего подобного мне не попадалось, однако старания мои все равно не были напрасны. Я хорошо изучил каирский рынок антиквариата, наладил отношения с торговцами и выяснил, где реализуются самые ценные раритеты. Особый интерес в этом отношении представлял возведенный еще в средние века обширный крытый рынок Хан-эль-Халиль. С моей точки зрения, это место с его узенькими петляющими улочками, запахом пряностей, яркими шелками, носильщиками и осликами, важными купцами, скрестив ноги восседавшими возле своих товаров, медленно движущимися толпами покупателей казалось своего рода иллюстрацией к арабским сказкам и как нельзя лучше подходило для поисков старинных сокровищ.

Время, однако, шло, поиски мои ничего не давали, и надежды таяли. Месяцев через семь я пришел к выводу о бессмысленности дальнейших усилий, но тут – можно сказать, в критический момент – мне улыбнулась удача, уподобившая меня какому-нибудь Али-Бабе или Аладдину, живущему в таинственном, волшебном мире легенд. Однажды вечером, прогуливаясь вдоль рядов, где торговали всяческими безделушками, я приметил лавчонку, которую проглядел раньше – наверное, из-за ее крохотных размеров и того, что стояла она в тени высокой, обшарпанной стены. Отодвинув закрывавшую вход занавеску, я заглянул внутрь и увидел двух торговцев: сутулого старика и молодого человека, почти мальчика. Последний поднялся мне навстречу и в ответ на вопрос, нет ли в лавочке каких-либо древностей на продажу, кивком пригласил меня следовать за ним. Он поднял лампу, и в ее свете я уловил блеск металла. В глубине помещения на узорчатом каменном полу были разложены украшения, посуда и богато отделанное замысловатыми орнаментами оружие. Увы, все эти предметы относились исключительно к исламскому периоду истории Египта. Я ощутил горькое разочарование, и, видимо, оно отчетливо отразилось на моем лице, ибо старик вдруг поднялся и поспешил на помощь своему молодому подручному.

Услышав, что меня интересуют реликвии древнего периода, опытный купец, вместо того чтобы признаться, что ничем подобным не располагает, стал, как это принято на Востоке, с бесконечными подобострастными улыбками и поклонами предлагать мне все подряд. Чтобы хоть как-то от него отделаться, я, даже не надеясь на удачу, спросил, нет ли у него каких-либо изображений солнца, и вдруг увидел на его лице выражение явного облегчения. Улыбаясь еще шире, старик взял меня за руку, провел в самый дальний угол помещения и указал на лежавшие там предметы. Я отрицательно покачал головой, поскольку все они, как мне показалось, тоже принадлежали к раннему мусульманскому периоду. Купец тем не менее настойчиво предлагал мне рассмотреть товар более внимательно, и мне, чтобы соблюсти приличия, пришлось склониться пониже.