Том Холланд - Спящий в песках

Впрочем, никакой возможности повлиять на ход событий у меня не было, как, надо признаться, не было и денег. Я не мог даже позволить себе содержать слугу, так что о самостоятельных научных трудах приходилось только мечтать. Правда, при всей досаде и раздражении, сопутствовавших моему пребыванию в Фивах и вынудивших меня в конечном счете вернуться в Каир, я упорно продолжал размышлять о тайне, соединявшей Долину царей и мечеть аль-Хакима.

Я начертил довольно подробный план этой мечети. Ничего нового мне узнать не удалось – во всяком случае ничего такого, что имело хоть сколько-нибудь важное значение. Кроме, пожалуй, еще одной надписи – над дверью, ведущей во второй минарет. Я ее тщательно скопировал. Как и в первой, в ней упоминалось загадочное имя: аль-Вакиль. Однако с расшифровкой мне на этот раз повезло больше, и я смог с достаточной степенью достоверности восстановить следующий первоначальный текст:

«Аль-Вакиль получил сие начертание, возглашающее: сокрытием мрака да будет сохранен свет».

По правде говоря, смысл надписи оставался для меня загадкой. О каком "мраке" идет речь? И если этот "мрак" "сокрыт", то не за той ли дверью, над которой изображен символ Эхнатона?

Относительно аль-Вакиля мне тоже не удалось выяснить что-либо определенное. Изучив материалы, имевшие отношение к халифу аль-Хакиму, шестому властителю Египта из династии Фатимидов, правившему на рубеже десятого века, я установил, что его пребывание у власти было отмечено непомерными жестокостями, распутством и кощунством. Даже по прошествии столетий имя этого халифа служило для правоверных символом безумства и самых страшных злодеяний и произносилось не иначе как с благоговейным ужасом. Стоило ли удивляться, что его мечеть считалась проклятой? Безрассудное сумасбродство халифа дошло до того, что он объявил себя богом. Однако у аль-Хакима имелись и почитатели, объявлявшие его святым и безоговорочно верившие, что он открыл секрет эликсира бессмертия и не погиб (труп халифа так и не был найден), но удалился, дабы вновь явиться в грядущем. Согласно историческим источникам, халиф, скорее всего, был убит, но обстоятельства его смерти остались загадкой. Я очень надеялся обнаружить имя аль-Вакиля в документах, связанных с этой таинственной историей, но, изучив за долгие месяцы горы материалов, так ничего и не нашел. Трудно даже предположить, сколько еще времени провел бы я среди пыльных фолиантов, если бы не полученное мною однажды письмо.

Вернувшись как-то вечером домой, я обнаружил послание, написанное на арабском языке:

"Мистер Картер,

Возвращайтесь скорее. Гробница демона найдена. Дело не терпит отлагательства.

Ахмед Гиригар".

Я незамедлительно отправился в Фивы. Всю дорогу меня не переставали мучить сомнения и страхи, связанные не только с содержанием письма, но и самим фактом его получения, ибо свой адрес я Ахмеду не оставлял. Каким образом он его узнал? Я терялся в догадках. Я решил не заглядывать, как в прошлый раз, домой к бывшему десятнику, дабы услышать от него последние новости, и сразу по прибытии в Фивы отправиться прямо в Долину царей. Пройдя узким ущельем, образовывавшим ее горловину, я встретился с нанятым Дэвисом археологом, руководившим ведением раскопок, – не слишком сведущим и опытным исследователем, но человеком глубоко порядочным и, кстати, моим соотечественником. На вопрос, действительно ли найдена новая гробница, англичанин ответил утвердительно. Мне показалось, однако, что он сильно нервничает, и я, естественно, поинтересовался, в чем причина.

– Дэвис, – ответил он, глубоко вздохнув. – Все дело в Дэвисе.

Он предложил мне проследовать с ним к раскопу, а по пути начал рассказывать о находке. С его слов получалось, что с самого начала в этой истории было много путаницы и невнятицы. Начать с того, что гробница была разграблена, но многие предметы воры почему-то не унесли, а лишь разбросали по полу. Захоронение определенно датировалось эпохой Эхнатона, но все имена в надписях оказались стертыми, равно как и лицо на крышке саркофага. В гробу было найдено тело, точнее скелет, но чей именно, тоже оставалось загадкой.

– Правда, – добавил мой коллега, – Дэвис убежден, что нашел останки царицы Тии.

– А на чем основывается эта убежденность?

– В погребальной камере мы нашли позолоченный ковчег для гроба Правда, он не покрывал саркофаг, а стоял отдельно, преграждая вход, но на нем явно просматривается картуш с именем Тии.

Я задумался.

– Но если так, то почему принадлежность тела вызывает сомнения у вас?

– Потому что сегодня утром приглашенный нами доктор, осмотрев останки, со всей определенностью заявил, что это мумия мужчины – скорее всего, очень молодого, не старше лет двадцати с небольшим.

– Вот оно что? И как отреагировал на это Дэвис?

– Вы же его знаете. Пытаться переубедить его все равно что пытаться остановить лавину.

Я понимающе кивнул.

К тому времени мы как раз вышли из ущелья на широкое пространство Долины царей. Мой спутник указал на место новой находки, и сердце мое упало: именно там я нашел портрет царицы Тии. Вход был расчищен лишь частично, но внутри копошились люди. На моих глазах двое рабочих выбрались из темноты с какими-то предметами в руках.

– Что тут, черт возьми, творится? – требовательно спросил я своего собеседника. – Вы что, не понимаете: извлекать артефакты из раскопа допустимо лишь после завершения исследования. В противном случае можно уничтожить важные свидетельства.

– Я-то все понимаю, – фыркнул археолог, – но Дэвис распорядился выносить все наружу. А он всегда поступает по-своему.

Выругавшись, я поспешил к гробнице. Уже при первичном торопливом осмотре входа стало ясно, что изначальная кирпичная кладка была разобрана, после чего проем заложили снова, но ничто даже приблизительно не указывало на время проникновения. Внутри дела обстояли не лучше: часть содержимого гробницы уже вынесли, остальное было разбросано как попало. Я, конечно, попытался обнаружить какие-либо подтверждения правдивости рассказанной Ахмедом легенды или признаки того, что в гробницу проникали в исламский период истории Египта, но в глубине души понимал, что явился слишком поздно. В конце концов мне не осталось ничего другого, кроме как, крепко выругавшись (так крепко, что удивились даже рабочие), выбраться из сумрака захоронения на слепящий солнечный свет.

Который, впрочем, ослепил меня не настолько, чтобы лишить возможности заметить на высившемся напротив утесе две фигуры в арабских одеждах. При моем появлении оба араба отвернулись, но одного я все же успел узнать. То был мой давний противник из Саккары, человек, которого я подозревал в убийстве ни в чем не повинных птичек. Само собой, я бросился к поднимавшейся на утес тропе. Арабы оглянулись, и тут меня постигло настоящее потрясение, ибо спутником моего недруга оказался не кто иной, как Ахмед Гиригар. Пока я взбегал по тропе, оба наблюдателя исчезли за гребнем утеса, а достигнув того места, где они стояли, я не обнаружил не только их, но и каких-либо следов, способных подсказать, в каком направлении они пошли.