Рон Холмс - Сердце любимой

Я пишу это признание кровью своей возлюбленной. Она мертва. У нее нет больше сердца – я вырезал ее сердце. У нее не осталось крови – ее кровь течет по моему перу. И теперь мы исчезнем оба, она и я, оба сгорим в огне, и наши когда-то исполненные страсти тела превратятся в горсть серого и бессильного праха. Этого не избежать.

То, что случилось, прошло; но оно живет в моей памяти, в этих кровавых строках, и еще в воплях моей жены, которые доносятся из раскрытых дверей операционной. Для этого я и оставил их открытыми.

Теперь я знаю, что безумен – и все же знаю такое чувство, которое глубже всего, что я испытал за свою разумную, но полную страха жизнь. Сейчас страх меня покинул. И это прекрасно.

Моя жена еще кричит: крики раздаются со стола в операционной. Там она и привязана, крепко привязана. Она в полном сознании. Рядом с ней лежит тело Стеллы, моей возлюбленной. Стелла нагая. На лбу у нее небольшое отверстие. Рана кровоточит: Стелла стала устрицей для жемчужины из свинца, для пули, которая убила ее, свела холодом грудь и застудила кровь. Кровоточит еще одна рана, прямо под грудью. Кровь на ее теле. Она пролилась, когда я рассек его, чтобы извлечь сердце.

Времени у меня только объяснить все, что произошло и я должен это сделать, чтобы не осквернить эту кровь, которая когда-то билась под моими пальцами, восхищая и смущая меня.

Стелла стала моей ассистенткой всего полгода назад. Во время учебы в Страсбургском университете она увлеклась моими опытами по пересадке органов и предложила мне свою помощь. Через несколько дней мы стали любовниками. Она была прекрасна.

Перо высохло, надо снова смочить его кровью, чтобы в свете настольной лампы увидеть на странице полновесные и исполненные страсти слова.

Я уже давно разлюбил свою жену. Физически она стала мне отвратительна. Интеллектуально мы были несовместимы. Со Стеллой же у нас возник союз ума и тела – гармония, поддержавшая мою веру в работу по пересадке живых частей человеческого организма. Она жила во мне, а я жил в ней; мы самоотверженно отдались друг другу.

Не случиться бы этому никогда. Но сегодня утром моя жена вошла в лабораторию с пистолетом в руке. Возврата не было. Она кинула на меня одичавший взгляд и приказала прямо здесь, на ее глазах совокупиться со Стеллой. Я отказался. Тогда она прицелилась Стелле в голову и повторила приказ. Беспомощный, я подошел к Стелле. Мое отвращение к жене в эти минуты было беспредельным. Я обнял Стеллу. Я почувствовал, как ее горячие губы прикоснулись к моим, и язык встретился с моим языком. Таинственно пульсировала ее кровь. Затем раздался выстрел, и тело Стеллы обмякло и потяжелело в моих руках. Ее голова запрокинулась, по лицу потекла струйка крови.

Моя жена стояла позади с пистолетом в руке и громко хохотала.

Я стараюсь вспомнить, что было потом, и не могу. Припоминаю себя уже в операционной за напряженной работой; Стелла лежит справа от меня, жена – слева.

Нужно спешить, у меня мало времени. После того, как я извлек сердце Стеллы, я убедился, что оно сохраняет необходимое тепло, и принялся оперировать жену.

Слышите? Она еще кричит.

Закончив свой труд, я остался стоять возле жены. Когда она открыла глаза, я сообщил ей, что операция прошла успешно, и попросил прощения за глупость, которую совершил. Я добавил, что устрою все так, что никому ничего не будет известно. Она слабо улыбнулась, и я осведомился, как она себя чувствует. Все еще под действием наркотика, она спросила меня, что произошло.

О, сладкой была моя ненависть… С улыбкой на лице я прошел в другой конец операционной и приподнял тело Стеллы на наклонном столе, так что, голова ее склонилась к тяжелым нагим грудям.

– Все кончено, – сказал я. Именно эти слова. Увы, Стелле не дано было засвидетельствовать нашу победу.

Моя жена в ужасе закрыла глаза. Она дрожала, будто ее била тяжелая лихорадка. Я оставил Стеллу и подошел к холодильному шкафу. Потом вернулся с сосудом. «Видишь?» – спросил я. Она долго не смела открыть глаза. Я спрятал сосуд у себя за спиной. «Ты всегда считала себя свободной», – сказал я. И быстро поднес сосуд к ее лицу.

– Боже! – закричала она. – Это ее сердце…

Я удивился ее несообразительности. «Ее сердце? – спросил я. – Нет, это твое сердце». В сосуде плавало удивительно красивое сердце. Как и сосуд, оно принадлежало мне. «Я поменял их. Отныне в твоей груди бьется сердце Стеллы». Я вложил руку в рану на остывшем теле Стеллы. Рука вошла внутрь и вышла оттуда, пустая, окровавленная. Я потряс ею перед глазами жены. Она потеряла сознание.

Она по-прежнему кричит, и кровь Стеллы стынет на моем пере. Немного спустя я выйду к обеим женщинам. Я разожгу в операционной огонь, ибо в мире не осталось ничего, к чему я был бы привязан. Я должен сделать это прежде, чем ко мне вернется здравый рассудок и принесет с собой скорбь, отвращение и тысячи иных чувств, которые я не желаю больше знать. Подозреваю, что безумие мое понемногу слабеет. Я должен умереть в любовном союзе с женой и Стеллой, в пламени, которое поглотит наши тела.