Даниил Свиридов - Илларион

…Как писатель и предвидел, первым, что он увидел по пробуждении, была по-родительски сердитая физиономия его заместителя.

– Если к концу путешествия ты и не напишешь книгу, то уж точно побьешь рекорд Гиннесса по алкоголизму!

– Я не люблю «Гиннесс», Феликс, – пролепетал Айзек.

– Сколько у меня попыток, чтобы угадать, почему ты пренебрег моей рекомендацией и напился? Не стоит утруждать себя ответом. Мне хватит всего одной.

– Знаешь, Феликс, я хочу сказать тебе кое-что, – начал Айзек, глядя на заместителя одним глазом. Второй он закрыл ладонью, поскольку любая сенсорная информация только усиливала его мигрень. – Ты замечательно прогнозируешь юридические риски, когда речь идет о бизнесе. Но одного ты никогда не учитываешь, мой друг, – волшебства спонтанности, именно она становится любящим родителем всякой незаурядной идеи.

Указательный палец писателя смотрел на закрытый ноутбук на тумбочке. Сказав, по его мнению, самое важное, Айзек предпочел помолчать, чтобы не разразиться фонтаном рвоты. Его голова по-прежнему трещала, по внутренним стенкам черепа будто бил колокол, заставляя мозги вибрировать. Феликс шагнул к ноутбуку, резко раскрыл крышку, чуть не оторвав ее от основы, и принялся бегать глазами по тексту. Довольно быстро на его лице проступила сперва слабая улыбка, после – нескрываемое восхищение, а затем – фейерверк восторга. Не веря своим глазам, заместитель приложил ладонь к виску, пытаясь осмыслить те двадцать страниц, которые только что жадно проглотил в безотчетном трансе чтения. Даже он, никогда не тянувшийся к дарам писательского ремесла и откровенно не восхищавшийся творениями признанных гениев словесности, находился под неизгладимым впечатлением от прочитанного и мог с непоколебимой уверенностью подтвердить, что Айзек действительно нашел клад, стоивший каждого потраченного на его поиски дня.

– Что бы ты ни делал вчера, продолжай до тех пор, пока не напишешь книгу до конца! Это потрясающе! Ты молодец, дружище! – воскликнул Феликс, но утих, видя, какую муку доставляет другу его громкий голос. – Как ты только пришел к этой идее? Как придумал, что встретился с Сибиллой Бладборн?

– А я не придумывал. Я встретился с ней. Вчера в кафе. Время плохо сказалось на ней, но не на внешней оболочке – подкачанная, изрисованная, следить за собой она умеет. Но в душе странноватая стала, неприступная, нелюдимая, любит темноту и уединение. Когда пьет, не видит берегов, в этом хоть не изменилась. В целом она абсолютно другой человек. Ты ведь помнишь ее, Феликс? На выпускном? Такая простая, открытая, кудрявые пышные волосы, юморная, прямо душа компании. Едва перевалив за середину жизни, она очутилась на противоположном полюсе своего характера. Кто знает, может, она уже давно такой стала?

– Ты серьезно встретил ее? – челюсть Феликса бесконтрольно отвисла. – Стоп! То есть ты хочешь сказать, что все написанное на этих страницах действительно произошло с тобой?! – пораженно выпалил он.

– Забыл? В моем стиле оборачивать жизнь в шуршащую обертку фантазии. Конечно, не все случилось со мной на самом деле, но часть событий – чистейшая правда, в том числе и встреча с Сибиллой. Удивительнейшая случайность, не правда ли? Как после такого не проникнуться фатализмом?

Айзек с усилием поднял свое тело с ложа и дотащил его до душевой кабинки. Совсем скоро друзья ужинали в ресторане неподалеку от отеля. Писатель прожорливо уминал испанскую паэлью. Феликс же, наоборот, не торопился притрагиваться к салату из манго. Когда с трапезой было покончено и Айзек выкурил сигарету, заместитель услышал всю историю целиком. Получив в распоряжение детали и сопоставив написанное с истиной, Феликс в очередной раз поразился, насколько умело друг маневрирует между реальностью и вымыслом, когда ставит себя в эпицентр событий. Феликс хорошо помнил, как одна за другой появлялись на свет страницы «Диалектики свободы», и тогда он наблюдал схожую картину творческого производства: люди из их общего окружения трансформировались и прятались в прослойках собирательных образов, культурная парадигма мира моделировала декорации и собирала многосоставную сцену, а идеи и мысли писали скрипт, дорабатывали характеры персонажей. Сейчас же фантазирование Айзека обрело более грубую, но весьма занимательную форму. Он отказался от привычной маскировки себя под шкурой придуманных героев и теперь собирался предстать перед читателем в своем непосредственном виде, обнажавшем его во всей откровенной наготе.

– Я хочу, чтобы ты взглянул на нее как-нибудь. Она тот еще фрукт! – заметил Айзек, усмехнувшись. – Знаешь, я обязательно познакомлю вас. Чего тянуть? При первой же возможности и познакомлю!

– Скажи мне честно…

– О чем ты? Я всегда честен с тобой! У меня нет другого выбора, ты ведь мой заместитель! – расхохотался Айзек.

– Прекрати, – оборвал Феликс неудачную шутку. – Скажи, ты спал с ней?

– Что за вопрос?! Разумеется, нет! – Писатель оскорбленно отпрянул к спинке стула, будто пытаясь увернуться от струи выплеснутого в него яда.

– Ты был очень пьян, она приставала к тебе, ты описал ее как девушку, очень хорошую собой, и самое главное – она твоя первая любовь… – рассудительно перечислял друг, загибая пальцы.

– Начнем с того, что я никогда ее не любил. Она подарила мне первый, так скажем, взрослый поцелуй, но не более. После выпускного я не ударился в ее поиски, не играл серенад под окнами и не выказывал ни единого симптома влюбленности! Сколько можно говорить тебе, что я взял ее фамилию только по той причине, что мне нравилось представлять, как она будет выглядеть на обложке? Не более! – Для убедительности Айзек повертел указательным пальцем в воздухе, однако этот жест больше походил на дешевое самооправдание, чем на призыв ему поверить. – Ты сам прекрасно знаешь, что значит для меня Карен. Что она значит для нас…

– Ну-ну, я верю, – поспешил остановить его Феликс, пока Айзек не скатился в метафизическую сентиментальность. – Ты знаешь, как книга будет разворачиваться дальше? Накидал в голове примерный план развития?

– Нет, совершенно, – почти с самодовольной надменностью ответил Айзек, отчего брови приятеля сдвинулись к переносице. – Феликс, друг, я чую, что Сибилла – кладезь историй! Она стимулирует фантазию, как ничто в этом путешествии! Никакая величественность древней архитектуры, никакая живопись в галереях искусства, никакая фантастичность пейзажей, никакой дух вековых городов не возбуждают такой интерес, не дразнят любопытство так, как это делает человеческая драма.

Феликсу сложно было смириться с мыслью, что Айзек способен в любой момент грохнуться с бойкого коня вдохновения в грязную лужу творческой истощенности. Именно это волнение, которое заместитель все же умудрялся незаметно подкладывать под свой наставнический тон, заставило его дрогнуть, как только телефон мечтателя разразился мелодией входящего звонка. Айзек энергично откликнулся: