Даниил Свиридов - Илларион

– Сибилла любит окружать себя сумасшедшими. Наверное, это помогает ей сохранять хрупкую иллюзию собственной психической целостности, – поставленный диагноз Айзек закусил маленьким треугольным ломтиком пармезана, снятого с макушки конусообразной горки салата. – У нее прямо-таки нюх на личностные расстройства. Как голливудская звезда собирает вокруг себя толпы папарацци, так и она магнитом притягивает выдающиеся экземпляры из DSM. Словно коллекцию собирает. Помнишь такие журналы из нашего детства, для них надо было наклеечки покупать? У Сибиллы вместо наклеечек – психопаты. Я тебе рассказывал про ее умершего мужа, да? Гаспара?

– Да-да…

– Неладное стало происходить с Гаспаром после того, как они с Сибиллой поженились. Не соврать, я много раз видел, как мужское начало в человеке чахнет, если брак принес больше разочарований, нежели радости, но если взять на веру все сказанное его родителями, то Гаспар был сам не свой последние годы. В наших разговорах Сибилла ни одним словом не упрекнула мужа, ни разу не заикнулась даже об ухудшении его физического и ментального состояния. Сложно представить, что она не замечала ничего подозрительного. Готов на что угодно спорить – она намеренно умолчала о том, что Гаспар увядал от какой-то болезни. Она знает, что на самом деле случилось с мужем, и держит эту тайну за семью печатями.

– Другая наклейка из журнала – ее сестра, – наконец вклинился Феликс.

– Что? Да ну! Ты встретил сестру Сибиллы?! – Писатель наклонился к заместителю, ожидая, что вот-вот тот изольет умопомрачительную историю их встречи. – Давай, не скупись на слова, друг! Рассказывай, как все было!

– Она настоятельно рекомендовала не связываться с Сибиллой.

– Почему? Как она обосновала эту рекомендацию? – Выпучил глаза Айзек.

– Потому что, по ее словам, Сибилла… – вдруг Феликс замялся, будто прожевывая вязкую ириску, склеившую зубы. Слово «пришелец», которым он намеревался увенчать фразу, смущало его, лишая уверенности, стоит ли вообще произносить вслух такую нелепицу.

– Ну?!

– Сибилла… – встревоженное лицо маленькой беззащитной веснушки вызывало в груди Феликса желание окружить несчастную девчушку заботой, и это желание никак не соответствовало той фразе, которую он собирался озвучить. Неясная смесь смутных чувств, охватившая сердце заместителя, ввела его в смятение, с которым он никак не мог справиться. – В общем, после смерти Гаспара Сибилла изменилась до неузнаваемости. Если бы не внешнее сходство и паспорт, было бы логично решить, что Сибиллу попросту подменили.

– Родители Гаспара говорили то же самое. Так почему не стоит с ней связываться, с Сибиллой-то?

– Эмм… – Слово «пришелец» по-прежнему ворочалось на языке и норовило взобраться на его кончик. – Сибилла стала непредсказуемой. Никто не знает, какой номер она выкинет.

– Например?

– Ну… например, она прервала все контакты с родными. У нее двое детей – мальчишка лет семи и дочка, ей лет пять, кажется. Сибилла не разговаривала с ними с самой смерти Гаспара.

– То есть как не разговаривала? Совсем?

– Совсем. Прошло больше двух лет, но от Сибиллы нет ни единой весточки ни родителям, ни мужу, ни детям, ни друзьям, ни бывшим коллегам, никому, кто был ей по-настоящему дорог. Огромным плюсом к этой куче непонятностей идет беспочвенная подозрительность Сибиллы к родственникам Гаспара.

– Это и правда странновато… но, с другой стороны, она могла неосознанно избрать стратегию избегания. Заняла дистанцию по отношению к другим людям, чтобы уберечь себя, понимаешь? В одиночестве некого терять. Вполне очевидно, она диссоциировала свою привязанность к тем, кто ей дорог.

– Напомни, диссоциировала – это как с раздвоением личности?

– Наподобие того. Запихнула в пыльный ящик, как фарфоровую посуду, и не пользуется, потому что боится разбить. Знай, Феликс: вместе с Сибиллой мы снимем замок с этого ящика, и девочка, поцеловавшая меня на выпускном, вновь станет прежней. Я знаю, что это произойдет. Так говорят мои сны.

– У тебя настроение поиграть в психолога? Препарируешь психику несчастной вдовицы ради собственной забавы? – друг состроил серьезную гримасу и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

– Ну что ты… – Писатель махнул перед собой вилкой, будто отбиваясь от нравственной атаки. – Я всего-то…

– Ради вдохновения, верно?

– Не ты ли велел мне вкалывать вдохновение в артерию, пока книга не будет закончена?

– Уверен, я использовал иной речевой оборот, однако это не меняет того факта, что ты прав. Признаю, я подтолкнул тебя делать то, что дало тебе материал. Все же я знаю чертеж твоей натуры в деталях, в которых схема моей собственной личности мне недоступна. Я буду не я, если не укажу тебе на эгоизм, толстым слоем покрывающий твои последние поступки. В противном случае палач совести будет терзать тебя, случись с Сибиллой что-то страшное.

– Какой еще эгоизм? Ты не видишь, что мое появление приободрило Сибиллу? Ей стало лучше!

– Айзек, ты пользуешься ей, и ты это знаешь. Под видом добродетели ты вторгаешься в жизнь, находящуюся на роковом разломе, и раскачиваешь и без того хилую опорную конструкцию, на которой психика Сибиллы держится одним мизинцем. Ради альтруизма? Нет, ты делаешь это ради себя, и ты будешь ненавидеть себя за это.

– Посмотрите-ка! Заговорил метафорами!

– Прошу, не отвлекайся, – сурово отрезал Феликс. – Душевное равновесие Сибиллы – не исследовательский кейс, над которым можно биться с утра до ночи и в конечном итоге запороть. Ты слишком многое о себе думаешь, если решил, что дискуссии с отцом воспитали в тебе психиатра.

– Какие щедрые преувеличения, – отмахнулся Айзек, после чего посмотрел на друга с пугающей уверенностью. – Узлы незаконченных историй, странности и недомолвки, равнодушие и страх перед смертью – за этой психологической паутиной что-то прячется. Загадка Сибиллы Бладборн бросает мне вызов, и я этот вызов принимаю. Если помочь ей – значит рискнуть, то так тому и быть. Я рискну. Если ты и правда видишь чертеж моей личности, то знаешь, что я не останусь в стороне. Я не буду смотреть на ее страдания с верхней трибуны.

Прямоугольные темные очки, кепка и летний кремовый шарф привлекали куда больше внимания, чем лицо, не закрытое никакими атрибутами. Вряд ли можно сказать, что вещицы из шпионского инвентаря не выполняли прямого назначения, нет, Сибиллу и правда было сложно узнать, но взгляды она приковывала, как актриса со свежих афиш, заглянувшая в районный супермаркет. Маскировку ведьма объяснила тем, что в районе одиннадцати утра по рынку частенько снуют родители Гаспара. От бездарной игры в любящих и заботливых самаритян вдову стошнит прямо на корзинки с овощами и фруктами. Такого зрелища лучше избежать.