Валерий Иванов - Копье Судьбы

«Пацаны, – закричал Гена в сторону чаира, – че я нашел!»

К раскопу пробрались друзья, грудились, заглядывая в трубу шурфа.

«Похоже на чемодан», – утирая пот со лба, сказал Козубенко.

«Точно. Смотри, вот ручка…», – сказал Виталя. – «Ты ломиком снизу надави, а мы рванем».

Козубенко вбил ломик под чемоданчик и нажал сверху всем телом.

Дашины запястьях больно прижаты мужскими руками к земле.

Тараном колена Капранов разжал ей ноги.

… И – раз! – парни с хрустом рванули вкаменевший в скалу чемодан.

Д-ДУ-ДУФФ!

Из «поддувала», как из пушки, долбануло с бризантным подвзвизгом – в лица, шеи, руки, груди, ноги, животы – густо шинкуя молодые тела «черносливом» осколков, просекло до костей упругое мясо, порвало в клочья, продырявило, сняло скальпы, сикось-накось порубило лбы, носы, губы, сорвало щеки со скульных костей, не успели моргнуть – и уже лежат навзничь… у кого уцелели глаза, те успели увидеть распушенную ватку облачка в голубизне гаснущего неба.

Больно не было.

Громкий хлопок ударил по барабанным перепонкам, по лицу хлестнуло чем-то колючим. Дима схватился за щеки, а когда отнял – на ладонях расплывались красные пятнышки крови.

– Что за черт? Эй! Пацаны! Че случилось?

Никто не ответил.

Кусты шиповника сочились черным дымом.

Встревоженный Дмитрий убежал, ступней больно прищемив Дашин бок.

Она с трудом села.

От раскопа донесся истошный вопль – «ГА-а-а-а!» и снова – «ГА-а-а!»

Так кричат по мертвым.

Ей стало жутко. Бежать! Пока не поздно – бежать!

Из поваленной палатки вытянула жгут джинсов, натянула…

Избитый Скворцов ничком лежал у кустов. Он дрался за нее… Он ее защищал…

Она перевернула Скворцова на спину: лицо истоптано, изо рта, ноздрей, ушей – кровь. Прижалась ухом к груди, услышала редкий, глухой стук…

От раскопа – голым орангутангом по шишкам – прискакал Капранов – лицо безумное, глаза вытаращены:

«Бинты! Аптечка! Есть у вас аптечка?!»

Вывернул рюкзаки, стал рвать майки на полосы. Маечки новые, дорогие, гад!

Ветер усиливался. Костер задымил в круговерть, затягивая белесым маревом чаир. Дима кидал девчонке изорванное тряпье.

– Беги, перевязывай, живо! Аптечка у вас есть? Пацаны ранены! Кто заминировал вашу яму?! – щипцы закостеневших пальцев схватили девушку за горло, в перепуганное лицо нагрянула искаженная потная рожа в кровоточащих насечках, брызжа в крике слюной. – Ты! Говори! Ты знала, что там мина? Знала?!

– Х-х-х-де? – выкряхтела передавленная гортань.

Дмитрий задыхался, по лицу катился окрашенный кровью пот.

– В раскопе, дура! Знала? Говори! У-у-у-удд-д-душу прям здесь, сволочь!

Она скосила глаза ему за спину.

Черный археолог, шатаясь, поднимался с земли.

Дмитрий отшвырнул полупридушенную девку, бросился к Скворцову, сгреб его за майку, зашатал из стороны в сторону.

– У тебя же был миноискатель! Там фонило? Почему не предупредил, тварь?!

Скворцов качался, глаза закатывались, с разбитой макушки по лицу стекала «авоська», сплетенная из струй крови.

Мажор свалил копателя на землю, принялся остервенело лягать пяткой в грудь.

«На! На! На! Получи!»

Бил так, словно норовил вколотить копателя в каменистый грунт.

Подул ветер, зашумели деревья, дым от костра затянул чаир мутной пеленой.

Возле палатки, принесенная из раскопа егерем, лежала щербатая лопатка.

Если бы туристов, организованно посещающих крымские заповедники, угораздило попасть в этот полдень на чаир Голого шпиля, их глазам предстало бы диковинное зрелище. Нагая девушка, занеся над головой короткую лопатку, медленно парила над землей. Кумачовые волосы ее струились по ветру, разверстый рот изрыгал рычание.

Свирепый образ амазонок проступает в лицах русских женщин во время пьяных бытовых ссор. В порыве гнева женщины используют первое попавшееся под руку оружие, – в основном, кухонные ножи, – и убивают своих мужчин.

Даше Жуковой под руку попалась лопата. Штык ее смаху врезался в темно-русый, коротко стриженый затылок. Дмитрий взмахнул руками и на подламывающихся ногах, боком, как пьяный, ушел в клубящийся дым.

Чаир Голого шпиля

Крым. Наши дни

В лицо льется вода…

«Вставай, Скворцов, надо бежать!»

… КтО Это? КтО эта двшка… почму унее горят влсы? Пожар? Хдея… А? Зязя… Какаятадевуш нзнкома… льеЦЦА вода… выжить!

– Попей… попей воды…

Он сидел, как юродивый на паперти, болтал кудлатой головой, цедил изо рта на колени джинсов вишневую жижу, кашлял и сглатывал обжигающую горечь желудочной кислоты. Сквозь намокшую белую майку проступили ребра и темный пятак соска с пучком волос…

В гуле возвращения к жизни путано доносилось бронхиальное бормотание.

– Плохо тебе?.. Сереж, скажи что-нибудь. Надо бежать, они сейчас вернутся…»

… колени – шарниры – не стопорились, локти – подламывались, ты падаешь чугунно пульсирующим лицом в землю – отжимаешь от себя земной шар – сухие листья клеем крови прилипли ко лбу – руки подломились, земля обрушилась сверху, расплющила щеки и нос… – голая девушка сквозь пламя волос кричит: «Скворцов, уходим, вставай!» – а ты ничего не понимаешь, кто ты, что происходит… голова катится с гулким грохотанием боулингового шара…

– … Цуц – тпу… – Кутфтф мА. ма-Тс ктО?

– Сереж, ты меня слышишь?

– … тыв ты… Шшшшшшшт слуш… – зашем – заш… к-ха-кх-х-х-х-х…

– Бежим! Надо бежать! Сережа, приди в себя!

– Тыхт… О? О – ты? О – ты? Шо самной акх_ абракх_ пра…пра…шо тамвы-палллллзаит?… а! а! к-хак!!! – кхак!!! К-хаккккккк!

Ветер смел с чаира остро пахнущую древесным горением дымь: у кострища открылось ничком лежащее нагое тело.

– Жо… сЛуч… Кыто анимСрызть… ым…? Па-агы…

Даша вдруг стала понимать язык даунов, хомутом надела руку Скворцова себе на шею, становой тягой выжала бессильную тяжесть восьмидесятикилограммового мужчины – у самой ноги подкосились…

«Сереж, ты постарайся сам идти, я тебя не утащу»…

… дошкандыбали до кострища…

Даша отказывалась верить своим глазам – оглушенный юноша угодил лицом прямо в горящий мангал. Мускулистая спина его была припорошена пеплом до загорелых бедер, на которых выделялся белый след от плавок.

Сергей мыкался в немоте – завальцованные губы не лепили слов – «Гдо? Гдо эта?… мыльразззздгарнвызззпрррр паагы!»

Взбрыкнул, освобождаясь от Дашиной поддержки, грянулся на колени, схватил пострадавшего за щиколотки, с бурлачьим стоном выволок из костра туловище, сам завалился на спину в приступе центрифужного головокружения.

На четвереньках пополз в кусты, вернулся с пластиковым бутылем мочи, которую они собирали, чтобы было чем залить костер, вылил содержимое на голову погорельцу. Зашипело, в ноздри шибануло едким аммиаком…