Иван Вологдин - На краю Бытия. Часть вторая. Последний оплот человечества

На простуженном коридоре дороги пахло чем-то невыносимо неприятным. Велесов первым заметил странные изменения, произошедшие за одну ночь – буферные полосы между асфальтовым полотном и черным лесом были покрыты тысячами ям, будто-бы за время их непродолжительного отсутствия здесь прошел целый табун быстроногих коней.

К тому же попадался мусор, которого вроде как не было по дорогу сюда. Учитывая все обстоятельства, дальнейший путь казался еще более опасным и загадочным, но наблюдательный Руслан не спешил делиться своими переживаниями со своими товарищами по несчастью.

Шли молча, волнуясь предстоящей сдаче даже больше, чем первой прогулке по черной тайге.

В глубине души свободолюбивый Велесов понимал, что не сможет сидеть за решеткой. Он решил, что проводит своих спутников до каменных стен, а там развернется обратно, попытать счастья в гордом одиночестве.

«Лучше смерть. Действительно лучше смерть» – убеждал он сам себя, – «чем денно и мощно в компании убийц и насильников взирать в зарешеченное оконце, на клочок свободного неба, считая тягостные дни до воли»

Современная пенитенциарная система к сороковым годам двадцать первого века значительно ужесточила режим содержания заключенных, особенно осужденных за военные преступления. По законам военного времени судьбу каждого военного решал Трибунал. Гражданские тоже попадали под юрисдикцию военных судов, но намного реже и исключительно по подозрению в преступлениях, прямо или косвенно связанных с армией.

Если Трибунал избирал мерой наказания срок, всех, независимо от рода занятий, слали в тюрьмы общего режима, что порождало множество конфликтов в среде заключенных.

Теперь понятие «общий режим» не означало более легкое наказание. Других условий не было. Каждый шаг за решеткой был строго лимитирован, выверен правилами внутреннего распорядка. Малейшее нарушение – и условия содержания становились все хуже, пока не скатывались к изолятору. Пребывание в нем было нечеловеческой пыткой, лишенной всяких удобств.

В женских тюрьмах было чуть проще. Прекрасный пол не садили в общие клетки, оглядываясь на психофизические особенности слабого организма. Там, за колючей проволокой Алисе действительно было лучше, чем составлять ему компанию в бесконечных, опасных скитаниях за границами Конфедерации.

К тому же у Руслана оставалась хоть малейшая надежда со временем, выбравшись на побережье океана, придумать способ переправления в Южную Америку – земли бандитов и наркобаронов или Австралию – загадочный материк, избравший режим тотальной изоляции перед внешним миром. Если размышлять критически, то напрашивался очевидный вывод -это было практически не осуществимым планом, но надежда, как говориться, всегда умирала последней и любой человек, попавший под власть непреодолимых, страшных обстоятельств должен был немедленно избирать в свои союзники даже самый блеклый призрак перемен к лучшему.

Тяжкие размышления прервал небольшой камень, больно чиркнувший по макушке. Потирая ушибленное место, Руслан поднял глаза, высматривая, откуда мог прилететь опасный объект и увидел в вышине безмолвно кружащего ворона.

Черная птица, показавшаяся смутно знакомой Велесову, стремительно спикировала вниз и, будто бы преграждая дорогу идущей троице, встала ровно посередине потрескавшегося бетонного полотна дороги, уставившись пустыми бельмами подконтрольных глаз на замерших ребят.

Птицы в мертвых лесах были редким явлением. Сказывалось отсутствие пищи и желание растений на первых порах заражения, атаковать любую плоть. Редкое чириканье воробьев в деревне – единственный источник живого звука за сутки пребывания здесь.

Неторопливо переминаясь с ноги на ногу, абсолютно не опасаясь присутствия людей, ворон словно бы чего-то выжидал от них. Раздосадовано закаркав, будто ругая недалеких юнцов за нерасторопность и медлительность, он сам смешно поскакал им навстречу.

Только сейчас Руслан заметил бумажный сверток, примотанный к одной из лап. Взяв теплую, тяжелую птицу на руки, он осторожно снял бумагу и, отпустив ворона в вышину, с интересом развернул записку.

Велесов сразу узнал кривой, неровный подчерк своего дядьки. Дансаран извещал своего названного племянника:

«Только что получил информацию о произошедшем от этой неторопливой птицы! Неприятно удивлен и поражен. Наблюдаю за вами целый день. Молодцы. Живы. К стене не идите. В тайге безопаснее. За ночь огромная масса орды, обойдя ваше местоположение по соседним дорогам, в том числе по этой, заняла позиции вдоль последнего рубежа. Здесь твориться что-то неладное. По неизвестным мне причинам, дорога, по которой идете вы, пока свободна от противника, продолжающего маневры вдоль стены и подтягивать подкрепления со всех подконтрольных земель. Объяснить это пока не могу, как и действия спецподразделения, атаковавшего вас. Возвращайтесь в деревню. Там безопаснее. Береги Алису. Жди дальнейших вестей, а я пока постараюсь разрешить вашу проблему. С уважением твой дядька – Байкал Дансаран Ольхонович»

Завершала письмо хорошо знакомая подпись и личная, синяя печать преподавателя института, что полностью исключало подделку.

Вслух прочитав содержание записки своим соратникам, Руслан вопросительно взглянул на них, выискивая в их глазах ответы на безмолвно заданные вопросы.

– Да и не больно-то в тюрьму хотелось, – хлопнул по плечу Велесова Станислав, – зато тайга позади пустая. Авось пронесет. Да и все же на свободе лучше, к тому же когда еще мне доведется в столь интересной компании отправиться в путешествие? Давно хотел посмотреть что там – на пространствах Сибири. Только духа не хватало. Да и не разрешил бы никто.

– Вот скажи мне, Слава, – спросила инженера Поставская, – отчего ты то нормально говоришь, то, как деревенщина изъясняешься?

Суриков зарделся пойманный на сокровенном:

– Ты понимаешь, когда себя контролирую – нормально мысли излагаю. Но стоит забыться или разволноваться, так вся моя подноготная наружу лезет. Душу, как говориться, не пропьешь. А она у меня что ни на есть русская, настоящая, деревенская. К тому же у меня учителя хорошие…

– Какие это еще учителя? Мы же с тобой на одном курсе учились. Что-то я не больно видела, чтобы с тобой кто персонально занимался.

– Занимались, Алис, занимались, – довольно туманно и загадочно ответил Суриков, – пытались сделать настоящего, нужного человека. Как видишь – я иногда успешно притворяюсь таковым, – инженер сам рассмеялся собственной шутки и первым зашагал в обратном направлении, благо, что ушли недалеко…

Амон лежал на огромном, занавешенном ложе, весь покрытый черными пятнами разрастающихся метастаз. Чувствуя, как день ото дня увядают его силы, он не тратил их на иллюзию, предпочитая оставаться в реальном, изможденном, одряхлевшем теле последнего представителя атлантов.