Павел Мамонтов - Людолов. Мужи Великого Князя

Стройный, широкоплечий, сухой телом Мстислав, широко и открыто улыбаясь, низко поклонился отцу. Далекая, солнечный Тмутаракань выжгла его кожу загаром почти до орехового цвета на бритом подбородке, но кожа под веселыми смеющимися серыми глазами была почти белой из-за полумаски боевого шелома, который князю Тмутараканскому, по слухам, снимать приходилось крайне редко. Непривычно длинноногий для их породы, князь был одет в дорогое византийское платье с пояском, а на голове шапка, отороченная мехом, которую он придержал, кланяясь этим своим порывистым, резким, как и все остальные, движением. Он и сам, помнится, был резким и быстрым. Волосы князя, когда он обнажил голову, так же были убраны не по-русски – с боков на висках было выбрито, только на лбу и темени оставался светлый волос, зато затылок венчали три длинные косички, а в ухе, явно в подражании Великого деда* 19 19 Великий дед – князь Святослав Игоревич, прозванный русскими историками за неуемную энергию в расширении границ своего княжества «Александром Македонским русской истории». , была серьга с красным карбункулом. Усы князь не сбривал полностью, но стриг, оставляя недлинную щетку над губами. Тонкий шрам, делящий правую бровь князя, лишь еще раз подчеркивал стать удалого витязя и балагура. В прочем, в отрочестве княжича, Владимир иногда ловил себя на мысли о том, что иногда, когда молодой Мстислав улыбался вот так вот, казалось, что не улыбка это, а хищный оскал барса. Он так же помнил, что сухой и обманчиво-хрупкий Мстислав всегда или почти всегда в борьбе клал на обе лопатки могучего Святослава, так гордящегося своей неимоверной силищей. Мышцы и жилы князя были ровно стальные канаты от постоянных воинских тренировок. Когда-то, навещая и гостя еще молодого Мстислава, не так давно ставшего полнокровным князем далекого южного города Руси, Владимир, при конной прогулке, вспомнил, как хвалят Мстислава обучающие его лучному бою белые хазары.

– Что, прям так и хвалят? – полюбопытствовал, по-молодому не удержав степенности Мстислав.

– Хвалят, – коротко кивнул Владимир, и чуть погодя добавил: – Говорят, мол, уже сейчас им сложно найти лучшего стрелка твоего возраста.

– Ну-у, – протянул Мстислав. – Врут поди.

– В птицу попасть смогешь? – хитро прищурился киевский князь. – Вон – стайка уток летит – как раз бы мне для обеда утятины. Попадешь?

Юный витязь загадочно улыбался словам отца, поглаживая своего хазарского иноходца по-шее.

– Ну? – подначил отец.

– Куда?

– Что – куда?

– Куда попасть?

– Не понял, – Владимир нахмурился.

– Куда попасть утке?

– Ну вот – так бы и говорил, а то – куда-куда, – нахмурился Владимир.

– Так куда?

– В жопу! – захохотал старый князь, откинувшись в седле.

Молодой князь вдруг стал пунцовым, покраснев на грубую шутку ровно девица, и киевский князь захохотал вновь. В ответ Мстислав таки вытащил свой короткий, но мощный степной лук из чехла при седле. Мгновение он смотрел на летящую, как ни в чем не бывало стаю, вдруг стукнул пятками в бока, всхрапнувшего коня, и помчал следом за стаей. Момент, когда молодой князь выхватил стрелу, Владимир упустил, зато услышал резкий, короткий посвист стрелы – и одна из птиц, словно наткнувшись на невидимую стену, штопором, хлопая крыльями, роняя перо, пала в высокую степную траву за бородатый курган.

– Отрокам своим скажи отец, чтоб утку сыскали, а то недосуг по-куширям нам с тобой шукать.

– И то верно, – согласился Владимир. – Нам это невместно!

И махнул рукой, послав вперед отроков. Какое-то время отроки искали птицу. Мстислав смотрел по-сторонам, словно его это не касалось, упорно делая вид, что не волнуется – старый князь лишь усмехался, наблюдая за этим.

– Нашли! – наконец послушалось из глубокой степной балки, сплошь заросшей ракитой и колючим кустом.

– Где стрела-то?

– В жопе, великий князь! – последовал ответ.

На сей раз расхохотался не только Владимир, но и сам Мстислав.

«Хазары, касоги, печенеги, торки да ясы… – думалось теперь Владимиру, глядя как возмужал и повзрослел средний сын – … такого витязя натаскали – надо же. И печенеги от него горючими слезами плачут, и местным хазарам-касогам да ясам спуску – не дает. Надо же, каков, однако».

Между тем Мстислав сделал жест за спину и ближе к трону подошли с каким-то огромным свертком, ближники князя. «И ближники-то – сплошь хазары, касоги да огузы, ты глянь. Ни одной полянской морды рядом!» – отметил про себя Владимир. Кривоногие, коренастые, степняки, впрочем, были привычны глазу – в своей дружине и не такого можно встретить даже, особо, не ища.

– Акбай! Неси!

Из тёмного угла вышел черноволосый здоровяк, с большим горбатым носом, взял длинный сверток из рук, с трудом приподняв.

– Кэсарский рог, для кэсаря, – не без труда выговорил, встав на одно колено и развернул сверток.

Великий князь даже привстал с трона от удивления – в свертке, в самом деле, был гигантский рог длинной больше широченных плеч витязя Мстислава, инкрустированный резьбой и узорами, а также золотом и толстой драгоценной цепью. По залу прокатился рокот удивления.

– Славный рог, – совладал с собой, вновь одев маску невозмутимости, отмолвил князь. Знаком приказал воину подняться. – Мстислав просил за тебя. Как твое имя, воин?

– Акбай, великий кнэс.

– Славный рог, – повторил Владимир, – … Но ещё более славен тот, кто его добыл. Рад увидеть под моей рукой, столь могучего воина.

– Служить тэбе, чэсть, – выговорил Акбай, поклонился и отступил в свиту своего князя.

– Хорош витязь, сын, – одобрил Владимир. – Скромный, воспитанный, сдержанный. Где берешь таких?

– То, отец – длинная история, – загадочно улыбнулся Мстислав. – Как-нибудь расскажу тебе, сейчас – не ко времени.

– Ну, добре, – кивнул среднему сыну отец и тот, еще раз поклонившись в пояс, ушел со своими к гостям, уступая помост следующим.

Князь Святослав, правитель древлянских земель, неспешно, степенно взошел на помост перед отцом и поклонился так же неспешно, глубоко. Как же не похожи были эти два брата!

В крови князя Святослава, помимо крови славян и варягов через отца, текла так же буйная германская кровь через его мать, Мальфриду, богемскую княжну. Даже в легкой шелковой рубахе и широченных, дорогой крашеной ткани шароварах, древлянский князь казался, тяжел и широк. Если у Мстислава походка была легкой, мягкой – ровно у кота какого, то могучий Святослав и в этом отличался, ступая тяжко, плотно. И вправду, даже на первый взгляд – не было в нем стройности и тонкости в поясе брата из Тьмутаракани. Зато грудь – как печь в гриднице, на ребрах – мышцы-подушки, отталкивают в стороны длинные тяжкие руки. Богатырь, а не князь! За ухом к затылку – длинный сабельный разруб прячется в густящей гриве волос, и оттого, видно, тянет князь голову в левый бок, ровно размышляет или присматривается. Широченная, длинная, темная бородища и подавно, на глаз, увеличивала тяжесть и мощь фигуры сына. Усов Святослав тоже никогда не стриг, и потому опускались они у него в бороду на грудь, как два живых, шевелящихся щупальца. Страшная сила скрывалась в плечах и руках древлянского князя – не раз видел Владимир как подвыпивший Святослав, заспорив, красуясь силой, на спор же, одним ударом своего страшного, в половину длиннее обычных, меча разваливал быку череп – от рогов до ноздрей, или подковы гнул сразу по две.