Павел Мамонтов - Людолов. Мужи Великого Князя

– В суму заглянул. Вот жеж, сукин сын? Не забыть дать по шее любопытному.

– В какую суму? – Василиса совершенно сбилась с мысли.

– В ту самую, девонька – в ту самую, в которую я запретил заглядывать. Сейчас эти пошлют туда малого – узнать, что случилось, а потом – рассердятся еще больше, ибо есть на что. Ты ешь. Пей да ешь – возможно, силы понадобятся. Пожалуй, рвать когти во всю прыть отсюда надо…

– Как рвать? Почему? А чего с ними делать? – она, по возможности незаметно очертила глазами присутствующих в таверне.

– Если что я и из лука стрелять могу, и сулийцу бросить.

Людолов едва подавил хохот и спрятал улыбку за кружкой пива, из которой как следует, отхлебнул.

– Чего молчишь? – шёпотом и, пригибаясь, спросила Василиса, – чего будем?

– Не будем, – покачал головой Людолов.

– Почему?

– Их чертова дюжина, Васса. Пусть всем далеко до княжьи гридни, но их много. А двое, тот, что с бородищей, да тот, что с усами – так вполне себе и за гридней сойдут. Вон на харе – шрам приметный. И на руке правой занятная метина-мозоль, что крыж* 8 8 Крыжь – перекрестие. меча оставляет от постоянного пользования. Тринадцать – это много, особенно в тесном помещении – разом навалятся внезапно – не сдюжить. А у меня – ни моей секиры, ни моих ножей, ни даже щита – почти вся сброя за дверьми осталась. С собой – только пузорез-засапожник и сабля. Те, кто тут сейчас гостит – не вои – плохая подмога. А охраной у хозяйки – два калеки – вон на лавочке сидят, тыквенные семечки лузгают, да те, что у врат. Но те – не поспеют вовремя. А поспеют – вон тот же усач, пожалуй, один их посечет не вспотев. Уходить надо.

– Нельзя так, – покачала головой Васса. – Как ты это видишь?

– Тати в погоню за нами пойдут – то, как пить дать. В лесу на тракте, да ещё в темноте я могу их отменно угостить из лука – там мое преимущество. Сами – не обрадуются. Правда, рубка в темноте – это всегда риск. Тем более, если уходить придётся с тобой.

– А почему со мной?

– Если я один сбегу – это будет подозрительно. Тебя они пытать будут, пусть и второпях, но будут. Потом убьют. И всех, кто есть в корчме тоже – просто чтоб видаков не было. Уходить надо обоим.

– А если уйдем – убивать не будут?

– Будут, – не стал запираться людолов. – Со зла – могут всех посечь. Но уходить – надо.

– Нельзя, Лют. Разве можно так все оставлять? Другие ни в чем не виноваты – их оборонить надо. Убьют ведь, сам говоришь!

– А если нас с ними – тебе лучше будет от того? Я и тебя могу оставить, коль такая совестливая.

Какое-то время он наблюдал за внутренней борьбой в девушке, не мешая, давая обдумать сказанное. Ее лицо то краснело, словно от жара, то белело, словно от холода. Любопытные существа – люди. Их решения часто делят их на два больших племени – на тех, кто живет для себя и на всех прочих, которые так или иначе готовы рисковать для других, себе во вред. Людолов был почти уверен, что девушка выберет уходить – и дело тут не в племенах – просто очень страшно будет остаться при самом худшем обороте дела. Но та, глядя на играющих с псом детей, твердо сказала:

– Нет, Лют. Так нельзя. Их оставлять – нельзя.

– Почему бы это?

– Ты же княжий человек? А они – люди князя. Ну, так защити их?!

– Дуры все бабы, – покачал головой Нелюдь и добавил. – Даже если красивые… Особенно если красивые. Ты хоть представляешь, что будет? Хоть в одной сшибке была? Нет? Тогда не представляешь! Кровь, кишки, люди орут калеченные – такое желаешь увидеть? Пойдем, не дури – в лесу и сподручней, и может и не увидишь, чего не нужно! А уйдем – может и не станут резать всех тут – за нами сразу дернут в погоню.

– А вдруг станут? А вдруг станут их резать? Со зла?! Я не могу так, Лют. Здесь столько людей – вон даже женщины и дети. Надо что-то делать.

– Что ж, ладно, – Людолов покарябал шрам, думая. – Коль ты решила остаться – ты готова помочь? Мне? Оборотню-Нелюдю?

– Готова!

– Готова, рискнуть жизнью своей ради других людей?

– Готова.

– Даже умереть, если понадобиться?

Василиса кивнула, закусив губу.

– Я не слышу.

– Готова.

– Интерес-сно, – Нелюдь откинулся на скамье, взглянув на нее по-новому. «Клятое упрямство!»

– Думаю, что ты просто не понимаешь, на что соглашаешься. Просто не понимаешь, что это такое – резня в темноте.

Его лицо стало строгим, а взгляд стало почти невозможно выдерживать. Пугал. Она немного побледнела, закаменев лицом, но, тем не менее, твердо ответила:

– Я готова.

– Не переубедил?

– Нет. Кровью ты меня не напугаешь. Я же женщина – не забыл?

– Тут крови, пожалуй, будет немного побольше, – он по-доброму усмехнулся. Надо же – теперь она уже в жуткой кривой от старых шрамов улыбке могла распознавать доброту!

– Я не испугаюсь!

– И сейчас не переубедил?

– Нет.

– Добро, – скривился людолов. – Только слушай меня и ничему не удивляйся. Делаешь то, что скажу. Будешь артачится – уйду сразу. Прям сейчас уйду через крышу, а тебя – с разбойничками оставлю, потому как не мое это дело – с ними ратиться зазря.

– За людей же?

– Не ори – он ведь тоже не глухие! Могут и услышать – и тогда совсем кисло будет.

За ее спиной скрипнула входная дверь.

– О – ну вот – побежал во-двор малой, – людолов вдруг расхохотался, словно доброй шутке, но глаза, она видела – его глаза остались сосредоточенными и злыми. – Времени у нас осталось всего ничего. Решайся прямо сейчас – пока осталось хоть немного времени. Уходим?

– Нет.

Нелюдь скрипнул зубами и это звук заставил ее вздрогнуть.

– Добро-о, – протянул он. – Я предупреждал.

– Ты что-то придумал?

– Обязательно.

– Что?

– Наша сила в том, кто мы есть. Ничего такого, чего б они от меня – не ждали, – ощерился в плотоядной улыбке людолов. И только сейчас она поняла, как же подходит ему его прозвище «Нелюдь» – эти внимательные, цепкие его глаза не выражали никаких, подходящих моменту, эмоций – словно у мертвеца. Словно у не человека – взял – и все отключил!

– Богохульная нечисть!

Людолов поднял глаза на говорящего – попик решил, таки, подойти к их столу – пошатываясь, и нетвердо, стоя на ногах. От него крепко пахло хмелем, который, видимо и придавал храбрости. Такую храбрость княжий слуга не любил, от нее всегда были проблемы, и потому предостерегающе выставил руку с раскрытой ладонью перед пришедшим.

– Святой отец – мне ей Богу не до вас сейчас. Ступайте с миром.

– Ей Богу? Какому Богу? – не унялся батюшка, проигнорировав жест, и подсел к ним за стол. – У вас, язычников – богов много! Так к какому?

– Я просто хочу поесть и отдохнуть, отче – мне не до христианской проповеди.

– Право же, святой отец вовсе незачем… – начала Васька, но тот прервал ее мановением руки.