Андрей Моисеев - Птичка Кама. Сборник рассказов

Долгожданный момент, когда стрелки встали в правильное положение и позволяли Каме сбежать отсюда. Сегодня желание прятаться на работе уступило желанию спрятаться от назойливого ублюдка с горячим взглядом. Только он уже стоял на улице. Кама даже без линз уловила, как поднялась его губа; вместо улыбки был оскал. Из неудобного двора был один выход, в арке которого как раз и охотился назойливый ухажер.

Кама ещё помнила о лазейке через веранду местного ресторанчика – вполне подходило для школьного побега. Но ей более нравился студенческий вариант. Она пошла мимо, не замечая бьющего взгляда.

–Не смей трогать, мразь! – Кама дёрнулась, когда ублюдок попытался схватить её за руку. Сердце сбивчиво заколотилось.

–Остынь, девочка. Я хочу пригласить на ужин. Только и всего, – голос ублюдка звучал до противного мягко и спокойно.

–Я не ем после шести. И тебе не советую; пиджаку твоему и так тяжко.

–Тогда поехали, покатаемся.

–До твоей кровати?

–Зря грубишь. Со мной тебе будет хорошо…

–Потому что буду вещью, – перебила Кама звенящим голосом. – Знаю, плавала-тонула.

–Так я тебя украду, – всё тем же спокойным голосом угрожал незнакомец.

–Уголовный кодекс себе укради! – от смеси страха и злобы её челюсть превратилась в трещётку. И больших трудов стоило ответить внятно. Но уже всё.

Очень быстро Кама зашагала в сторону метро, то и дело пытаясь обернуться и сдерживая желание. Только рядом с контролёрами ей стало чуть легче. За турникетами челюсть успокоилась. На эскалаторе она осмелилась обернуться; его рядом не было, очевидно, но только теперь она была в том уверена.

Защищаясь, мозг что-то делал – растянул время. И окружающее казалось нереальным. Кама села между людьми. В другие дни толкучка раздражала, однако в эту минуту не было ощущения лучше, чем сидеть зажатой между полненькой женщиной в цветочном платье и мальчишкой в коротких штанах со смешными носками.

Кама отвлеклась от телефона. На мониторе напротив заиграли краски. Там писали о причинах возгораний, показывали пожар. Виной всему на картинке была человеческая глупость. Только Кама увидела другой полыхающий дом. Там не засыпали люди с сигаретой в руках и не лили воду на розетки. Там был только огонь из каждого окна, за домом – тёмный лес, а перед домом стоял Костя. Он не разжигал, но он не делал ничего.

Мысли о горящем доме вернулись очень скоро, когда Кама готовила ужин. Под светом нескольких ламп танцующей тени места не нашлось. Она готовила ужин одна.

Витя что-то делал в своей комнате. Или спал, раз не издавал никаких звуков. Любовь к музыке так и не привилась ей, телевизор на кухне был некстати. Поэтому в тишине бурлящей воды Кама могла подумать.

Постоянно замирая, она припозднилась с готовкой. Весь вечерний досуг. Пришла пора спать, но Кама не могла себя заставить – не могла уйти с кухни. На глаза попалось пламя. Так Костя и сказал: идеи сами приходят в голову. В голову Каме пришла замечательная идея, способная решить проблемы. Даже избавить от проблем.

На нижней полке нижнего шкафа Витя хранил бутылку бензина для зажигалок. Он не курил, но собирал их. До сегодняшнего вечера это казалось Каме глупостью. А теперь сложилось воедино – всё для неё. Как водяным пистолетом, она облила бензином дверь, стену и столешницу. Обои и рейки не зря сохли на стенах эти годы. Страх мог бы остановить её, но истратился на того назойливого ублюдка.

Бутылка хрюкнула, набирая порцию воздуха. Тогда же капли бензина попали на пламя плиты. В обратном порядке кухню охватило пламя. Так быстро. Дверь превратилась в портал в самый ад. Она села на стул и смотрела, но через пару минут закружилась голова. Она сползла на пол. К ней никто больше не мог пристать, не мог угрожать, не мог запугать. То, что убивало, оградило. Яркий свет затуманился и исчез. Кама легла на пол.

Ощутив тяжесть в голове, Кама пожалела, что вчера так много выпила. А потом увидела белое небо и ничего кроме. Память застопорилась на миг, но быстро открылась. Туманное сознание поверило в смерть и рай из белых облаков.

Я умерла, я свободна, думала Кама, вспоминая старую клятву, пока не повернула голову. Под ней скрипнула кровать, а перед глазами выросли аппараты и стена. Многовато проводов для рая.

–В раю так голова не болит, – возмутилась она, напрягая шею и осматриваясь. Хотя все больницы и были похожи, эту Кама знала лучше остальных.

–Лежи. Не торопись, – Кама не сразу заметила медсестру.

Та расставила руки в стороны, точно балансировала, и попыталась уложить пациентку на кровать.

Кама коснулась своего лица. Она уже вспомнила, почему могла оказаться здесь. Но никаких бинтов на лице. Неприятно ныла рука. В ней торчал катетер, куда, наверняка, залили много всяких пузырей. Кама перевела взгляд на сестру:

–Всё не так плохо. Новая жизнь. Ведь так?

–Конечно. Мне надо позвать врача.

–Надо, – усмехнулась Кама, – зови. А мне пора.

Под стать фильмам она нырнула в коридор следом за медсестрой. Первые секунды голова и ноги не слушались. Благо в отделении реанимации персонала всегда не хватало, а кодовый замок преграждал путь внутрь, но не обратно. Теперь от остальных пациентов она отличалась отсутствием тапочек и незамотанным катетером. Самое время стать героиней песен Уматурман.

Утро едва прогрело воздух. Небо играло насыщеннее обычного. Кама вернулась в мир ярких радующих красок. Она умерла и теперь жила вторую жизнь. А клятва и обязательства остались в первой жизни. Кто-то, сидевший на белом облаке, разрешил: гулять босиком в затёртой робе, уходить, если хочется уйти, менять, если нет желания терпеть.

Ветер то и дело пытался вскинуть лёгкую ткань и показать всему миру прелести тела. Через пару попыток она совладала со свободной одеждой, вспоминая Мерилин Монро. Ей не выпал шанс прожить вторую жизнь, в отличие от Камы.

Под холодным дождём торопливо бежали люди, кроме Камы. В сумке валялся зонт, но она не торопилась его доставать. Частые укольчики доставляли удовольствия больше, чем дискомфорта. Ради того она и гуляла.

Рекламные плакаты приглашали на выставку. Фигуры из глины. Кама вспомнила Костю. И не зря. Его имя красовалось под некоторыми из фигур. Одну из них звали “птичка Кама”.

Она задержала дыхание. На рогатой ветке сидела маленькая птица. На одной лапке были кандалы. И на другой. И обе цепями крепились к ветке. Зачем так много, возмутилась Кама, но заметила ещё одну скрепу, ради которой птичке пробили крыло. И так три цепи – тяжёлых даже поодиночке – держали маленькую птицу.

–Больше нет. Её уже нет. Ты нарисовал призрака, – Кама улыбнулась, отпуская эмоции. Только глаза птицы беспокоили её; такой прежде Кама себя и помнила.