Олег Кожин - Шкаф с кошмарами

Денис нависал над ванной, впервые за восемь лет работы в «Чистых руках» не зная, что делать. Где-то в другой вселенной грохотал голос Папаши, радостный, что пилить не придется, да у нее ж вес цыплячий зря вообще пилу тащили такую в сумке можно вынести в нормальный мешок таких три штуки … стоял и думал, откуда в этом тщедушном тельце столько крови. Откуда. По всему дому.

– Деня, соберись! – одернул его Папаша. – Понимаю, умотался в одно жало такие объемы поднимать. За мной косяк. Тока сейчас давай-ка дело сделаем, а за косяк мы с тобой позже перетрем, ага? На нас люди надеются, Деня! Уповают как на Господа, мать его, Бога! Так что давай-ка, давай-ка… вот тэ-эк!

Направляемое руками Папаши, тело скользнуло в объятия черного полиэтилена. Денис вздрогнул, когда голова девочки с глухим стуком ударилась о дно ванны. Люди? Папаша сказал, это люди сделали такое с ребенком? Рассерженным шершнем зажужжала молния.

– Взяли… Деня, не спи! Взяли, говорю!

Будь девчонка живой, он мог бы с легкостью тащить ее один, но мертвое тело налилось иррациональной чугунной тяжестью. Денис с трудом удерживал скользкие ручки мешка и делал вид, что не замечает косые взгляды Папаши. Восемь лет! Мужчины и женщины, чаще женщины, конечно, шлюхой работать опасно для жизни и здоровья… но ребенок? Ни разу за восемь лет…

У машины Папаша, похоже, что-то сообразил, потому что самостоятельно затолкал клиента в бочку.

– Ты покури пока, – приказал он. – Я ванную затру, потом к Михалычу, и свободен.

Прихватив пульверизатор, Папаша исчез за массивными дверями особняка. Денис прислонился к округлому боку «газели» и закурил. Пальцы потряхивало. Он заглянул в боковое зеркало – оттуда на него уставился бледный, давно не бритый субъект с широкими залысинами. Левое веко мелко дергалось. Так вот с чего Папаша такой заботливый…

Двухчасовая поездка к Михалычу превратилась в мучительную пытку. Алая «газель» с веселыми мультяшными ладошками плелась, не превышая разрешенные девяносто в час, и серое росистое утро плыло за ней следом. Денис пытался заснуть, привалившись разгоряченным лбом к прохладному стеклу, но близость мертвеца, запрятанного в бочку из-под химикатов, тревожила, выморачивала. Так гадко на душе не было даже в самый первый раз, когда они с Папашей, тогда еще не растерявшим остатки волос, везли к Михалычу удавленную двадцатилетнюю проститутку.

Вертя руль, Папаша шмыгал носом, ерзал, подпрыгивал, беспрестанно смолил сигареты с ароматом шоколада, а раз даже – хотя Денис не был уверен, – отвернувшись, украдкой занюхал кокс. Это напрягало, и на полпути Денис предложил поменяться местами, в чем тут же раскаялся. Хуже Папаши-водителя был только Папаша-пассажир. Страдая от вынужденного безделья, переживающий совсем другие скорости, он принялся травить байки, вспоминая всех утилизированных жмуров. Удивительно, но Папаша, бывший в бизнесе лет на десять дольше Дениса, тоже впервые прибирал ребенка.

– …это в столицах извращенец на извращенце, а в нашем медвежьем углу такой херней не маются. У нас всё по канону, как природа завещала, по понятиям всё. Не, ну бывают перекосы, ага. Помнишь того мужика, ну что пацанов из «речнухи» богатым москвичам подсовывал? Так ведь – опять же! – москвичам, понял, да?! А этот, клиент наш, он же из Питера к нам приехал, а до того вообще в Лондоне жил три года. Там же, Деня, за бугром, там же вообще Содом и Гоморра, понял, да?! Не, как хочешь, но большие города людей портят. А большие города с большими деньгами – так вообще в говно превращают…

Сегодня его болтовня отчего-то страшно утомляла. До белых костяшек вцепившись в руль, Денис смотрел на мелькающую разметку, и в скрипучем голосе Папаши чудился ему стрекот восьмимиллиметровой кинопленки. Придурочный артхаусный фильм, в котором все не то, чем кажется, а всякий образ исполнен двойного псевдосмысла. Он потянулся к проигрывателю, поймал «Максимум» и выкрутил ручку на полную громкость, утопив Папашин треп в гремучем тяжелом роке.

Вотчина Михалыча дала знать о себе заранее. Не доезжая до сторожки, Денис задраил окна и натянул на нос бандану. Папаша на вонь не реагировал. Сидел, растянув узкие губы в улыбке, вонзая стеклянные глаза в горбатый горизонт, густо ощетинившийся елками. Там, зажатая между лесистыми холмами, гнойным фурункулом разрасталась свалка.

Михалыч встретил их у поднятого шлагбаума – древний страж, Харон, переправляющий мертвецов через Стикс. Только перевозил Михалыч, не в пример легендарному лодочнику, не за пару медяков. Вся несметная родня морщинистого, похожего на гриб старика была обеспечена по высшему разряду. Элитные квартиры и дома, престижные вузы, дорогие тачки – все то, чего, казалось бы, не купишь на зарплату сторожа свалки.

Кряхтя, Михалыч подсел к Папаше и махнул рукой – прямо, дескать. Следуя его указаниям, лавируя между мусорными горами, Денис едва сдерживался, чтобы не утопить педаль в пол. Хотелось поскорее отделаться от тяжкого бремени, тревожащего жизненный уклад, казавшийся незыблемым. Старики привычно ворчали, вяло кроя матом правительство, страну, дороги, осточертевшую работу и друг друга.

Петляли минут десять. Денис постоянно поражался масштабам полигона и своей неспособности за столько лет запомнить дорогу. Свалка казалась организмом, живым, переменчивым. Огромным существом с грязной свалявшейся шкурой. Толстый ноготь Михалыча, безобразно отросший и пожелтевший, всякий раз чертил в воздухе новую карту, а навигатор «Газели» пасовал, отмечая очередную точку. Так и сегодня.

– Приехали, – топнул Михалыч и спрыгнул на землю еще до того, как заглох двигатель. – Только шустро давайте. По «Маяку» к полудню грозу обещали, а они нервные, перед грозой-то.

Но Денис и так уже выкатывал непривычно легкую бочку, а Папаша, разом отрезвевший, принимал ее снизу, обшаривая залежи мусора подозрительными взглядами. Михалыч посмеивался, но глаза его оставались напряженными, цепкими, а правая рука не покидала внутреннего кармана.

Закусив измочаленный сигаретный фильтр, Папаша опрокинул бочку, а Денис за края выволок мешок наружу. Замялся над молнией, и Папаша оттер его в сторону, кивнув на машину. Михалыч уже сидел внутри, нервно постукивая пальцами по приборной панели. Денис поспешно запрыгнул в кабину. За спиной вжикнула молния. От гниющих мусорных куч покатилось еле слышное шебуршание.

– Давай-ка, Деня, ходу! – велел Папаша. – И музыку свою погромче врубай.

Дважды повторять не пришлось. Автомобиль рванул с места так, что из-под колес полетели комья скользкой вонючей каши, бывшей некогда землей. В динамиках надрывался Мэрилин Мэнсон, и голос шок-рокера выжигал все прочие звуки. Папаша и Михалыч откинулись на сиденье, на пальцах выясняя, кто больше зассал. На выезде с пятачка Денис не удержался, бросил быстрый взгляд в боковое зеркало и тут же, до скрипа сжав зубы, вновь вцепился глазами в дорогу. Серебристый мешок дергался и подпрыгивал, окутанный живым серым морем, льющимся с мусорных гор. На секунду над ним вскинулась узкая детская ладонь, коротко взмахнула в воздухе и тут же исчезла вновь.