Виталий Никитин - Спираль времени

И вот сегодня он решил, что пришла пора достать на свет Божий то, что столько долгих лет лежало в столе. Нет, нет, он еще боялся показать все это кому-либо, но после вчерашнего случая, который не могло быть просто плодом его воображения, Аркадию вдруг захотелось самому перечитать все.

Пока супруга накрывала на стол, он переложил все блокноты из ящика в свой любимый портфель, с которым не расставался ежедневно в течение нескольких лет. Потом они ужинали всей семьей. Перед тем как уйти Аркадий пошел в детскую, где упорный Борька корпел над своими тетрадками. Они немного поговорили на отвлеченные темы, после чего Аркадий потрепал сына по его вихрастой голове и поцеловал в темечко. Уже перед самой дверью он посмотрел на молчавшую большую часть вечера супругу. По ее взгляду можно было понять, какая буря кипит в ее душе. Но выбор был сделан, поэтому поцеловав жену в щечку, Аркадий, чтобы хоть как-то сгладить обстановку, произнес: «Наташенька, солнышко, ну ты же знаешь, как мама любит Афанасия, я бы забрал его домой, но ведь у Софочки начнутся проблемы, а доверять этого черного прохвоста ведьме за стеной выше моих сил. Ты же знаешь, что таки мама этого не вынесет. Всего пара-тройка дней, и я буду весь ваш. А теперь прошу меня извинить, ибо мне действительно пора».

Он захлопнул дверь и неспешным шагом стал спускаться по лестнице вниз, для чего-то считая ступеньки. Иногда он сам ловил себя на мысли, что делал это неосознанно, но, быть может, на то были иные причины, совершенно не поддающиеся никакой логике.

Добравшись до квартиры маменьки, Аркадий присел на скамейку, благо она еще не была занята ватагой подростков. Предварительно достав из портфеля театральный бинокль, он в течение нескольких минут рассматривал окна своих комнат. Ничего сверхъестественного, по его мнению, там не происходило. Он еще немного побродил по двору, обратил внимание на одинокую ворону, сидящую на балконе второго этажа, – после вчерашнего потрясения Аркадий склонен был в каждом предмете видеть нечто потустороннее, – но ворона действительно следила за ним взглядом. А может, просто ей больше не за кем было следить, ведь все входившие в нутро двора тут же растворялись в дверях парадных, и только он слонялся без дела туда-сюда, чем и вызвал у пернатой твари такой к себе интерес.

Чуть погодя он все же поднялся в квартиру. Практически крадучись, словно вор, он открыл входную дверь и понял, что можно проскочить незамеченным. Аркадий даже в свои сорок пять все еще боялся лишний раз встретится взглядом с этой ведьмой, так за глаза он называл Веру Карловну.

Это был его детский кошмар, преследовавший Аркашу всю его дальнейшую жизнь. Какие злые силы свивались в клубок, когда почтенному семейству Каплун выдали ордер на вселение в эту коммуналку, Аркадию не суждено было узнать никогда, в тот момент его не было еще и в проектах.

И не то, чтобы он ненавидел немцев так, как они ненавидели евреев, но если Вера Карловна была представителем великой арийской культуры, то ему всегда хотелось поставить на этой культуре крест. А она всеми силами старалась нести свою культуру в массы, ибо чем иным можно было назвать постоянное цитирование стихов Гете и Шиллера на маленькой кухне их коммунальной квартиры.

И когда в очередной раз эта фрау, раскурив папиросу «Беломора», начинала цитировать свое любимое – « Горные вершины спят во тьме ночной», маленький Аркаша врывался на кухню и подытоживал еще не начавшийся стих последними строчками: « Подожди немного, отдохнешь и ты!»

Карловна, конечно, взрывалась и шла к матери выяснять отношения, о непотребном поведении этого сорванца, на что молодая, но уже умудренная Флёра отвечала в одной манере: «Уважаемая, Вера Карловна, я, конечно, могу вам позволить бить моего сына мокрой тряпкой, если вы позволите мне лупить вашего. Но так как ваших детей я здесь не наблюдаю, то прошу вас в который раз оставить в покое мое чадо. А чтобы в следующий раз Аркаша не мог сказать в ваш адрес лишнего, просто смените пластинку! Право слово, у великого Гёте достаточно хороших стихов!»

Собственно, мать всегда старалась держать паритет в отношениях, чего нельзя было сказать об отце. Натан Львович категорически был против немецкой экспансии на территории общего пользования, поэтому частенько вступал с Карловной в словесные баталии. И в те моменты, когда фрау Вера как представитель великой немецкой культуры в качестве последнего аргумента в споре начинала использовать русский мат, мать всегда говорила сыну: «Таки, Аркаша, пойди, покорми голубей, пока этот карибский кризис не превратился в бермудский треугольник.»

На что Аркадий всегда отвечал, что лучше уж он пойдет к себе в комнату и будет там читать книжки. Но мама гладила его по голове и успокаивала: « Иди, иди, погуляй. Еще не успеет закончиться горбушка в твоих руках, как бушующие воды Атлантического океана сойдутся с Тихим, и поверь мне, начнется полный штиль, как при Магеллане.»

Вот так они и жили: на одной планете два разных континента, соединенных общим океаном, в котором то временами бушевал шторм, то наступал штиль. Но разделить эти два континента, как и две культуры, было уже невозможно. Ибо жизни друг без друга они себе совсем не представляли.

Аркадий же за эти годы жизни стал философски смотреть на данное соседство, прекрасно понимая, что иногда высшие силы дают тебе что-то во благо, а что-то в назидание, или тем самым проверяют тебя на прочность. Но, как говорят в народе, «береженого – Бог бережет». Поэтому Аркадий предпочитал лишний раз не пересекаться с Ведьмой Карловной, именно так он именовал ее за глаза.

Пройдя в свою часть квартиры, он первым долгом накормил кота и только потом отправился в спальню. Включив ночник, Аркадий сел за стол, предварительно накинув на плечи старый плед. Он долго читал, перелистывая страницу за страницей, свои дневники со стихами, делая карандашом пометки на полях. В какой-то момент, понимая, что буквы просто плывут перед глазами, а смысла прочитанного он совсем не понимает, Аркадий перебрался на кровать, но ночник выключать не стал.

Следующий день в университете выдался не самым легким. Поэтому вечером Аркадий решил ехать сразу в квартиру матери. Предварительно он все же позвонил супруге. Потом заскочил в магазин и купил пачку пельменей на ужин. Понимая, что встречи с Карловной и ее политинформации не избежать, он решил все же приготовить более нормальный ужин, а не перебиваться чаем с печеньем. Поэтому и выбор пал на пельмени: варить их нужно было максимум двадцать минут. Больше со старой ведьмой общаться на кухне он не смог бы. А портить себе нервы совсем не хотел. Тем более ему уже не терпелось вновь углубиться в чтение своих дневниковых записей.