Арсений Донников - Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том I

– Кто вы?

И он назвал свое имя на каком-то нечеловеческом языке, при звуках которого я испытал настоящий ужас и нажал на курок, лишь бы не слышать эти богохульные звуки: «Гэб-Аезон». Пуля прошла сквозь него, как сквозь толщу воды, не причинив никакого вреда, а я упал как подкошенный и потерял сознание…

Голубое сияние вынесло меня за пределы привычных мне пространства и времени. Я смотрел вниз и видел под собою не только Землю, но и другие планеты в бешеном вращении, а надо мной нависал проклятый Юггот. Времени не стало. Я видел прошлое и будущее, Древних в их величии и падении, как они приходят к власти и захватывают космос, и как другие, не менее уродливые твари одерживают над ними верх. Я не знал, прошлое это или будущее – события были высечены на скрижалях времен, и последовательность не имела значения.

Потом я оказался в циклопическом храме. Я чувствовал себя песчинкой в этих стенах, испещренных омерзительными и нечестивыми письменами. Вдруг все пространство храма наполнилось дикими криками и воплями. Это были слова на том же богопротивном языке, который к ужасу своему я начал понимать. Когда я взглянул на скопище тварей, произносивших их, ноги у меня подкосились.

Отвратительные создания с оскаленными мордами, извивающимися щупальцами, острыми когтями ревели и ждали, что я принесу клятву верности самому мерзкому из них. Я чувствовал, что не могу сопротивляться. Тело против моей воли шло им навстречу, а рот начал произносить слова богомерзкой клятвы.

Вдруг, сделав очередной шаг, я споткнулся и чуть не упал – вокруг моей левой ноги обвилась веревка из соломы и ленточек. Я вспомнил Репентанс и ее куколку. Соломинки были сейчас единственным, что удерживало меня от чудовищной присяги. Но так как телом своим я все еще не мог управлять, то продолжал пытаться шагать в сторону чудовищ. Соломенная веревочка натянулась, но не рвалась.

– Что это такое? – услышал я громкий голос, эхом разнесшийся по храму.

Древний вновь принял человечий облик. Пространство немедленно изменилось, я уже не стоял, а висел в воздухе, в космической темноте, глубоко внизу визжали богохульные твари. Присмотревшись, я понял, что вишу на той самой веревочке, которая истончалась, но пока держала меня.

– Репентанс, – прошептал я.

Гэб-Аезон парил надо мной в воздухе. Еще выше нестерпимым светом горели звезды, багровел серп восходящей луны. Гэб-Аезон схватил этот серп и в одно движение перерезал соломенную веревочку – и я пал. Твари завопили в радостном хохоте и подтащили меня к исполинскому алтарю, где я прочитал мерзкую клятву верности. Чья-то лапа поднесла мне странной формы нож, и я окропил алтарь своей кровью и пил мерзкое густое вино голубого цвета… Шум и крики стали невыносимы, я потерял сознание – и пришел в себя на полу в кабинете Зелофехада.

В окно лился сумеречный цвет, а восток начинал разгораться. Я с трудом поднялся на ноги и ощутил боль в руке – на месте, где я полоснул себя лезвием, алел припухший шрам. Я подошел к зеркалу – мои глаза были ярко-голубого цвета.

В комнату кто-то вошёл, я обернулся и согнулся в поклоне. Это был Гэб-Аезон, возрожденный Древний. Он ждал меня, ведь мы отправлялись в путешествие. Для начала нам нужно найти Обедайю Калхуна и заставить заплатить этого клятвопреступника. Потом мы направимся в Полинезию, на остров Ниуэ. Там уже ждет культ Гэб-Аезона, только сектанты неправильно его прославляют.

Я научу их верно поклоняться нашему божеству. А в глубоких водах у острова скрыто нечто невиданное и великолепное – затопленный город с огромными зданиями, украшенными вереницами колонн и дивными устрашающими горельефами. Еще немного, и он снова поднимется на поверхность из черной бездны. Я буду первым, кто войдет в него, ведь это мое наследие, полученное от Зелофехада Мура – быть преданным жрецом божества, возродить его культ и стать свидетелем великолепного возвращения Древних богов!

Ай-иа, ай-иа, Гэб-Аезон, ай-иа, ай-иа, Ктулху фхтагн!

Этот дом. Я его боюсь. Он меня убивает, он всех убивает, ему нельзя доверять. Меня никто не понимает. Соседи глупы и не замечают простых вещей, не видят ничего, даже у себя под носом. Непроходимые болваны.

Друзья считают меня параноиком, но это не так. Не совсем так. У моей паранойи есть конкретная причина, и я не боюсь признаться в своём страхе. Я боюсь дома, в котором живу. Боюсь с того самого дня, когда переехал в новую квартиру в тихом районе вдали от центра. Каждый раз, когда я смотрю на детскую площадку под окном, то чувствую себя так, словно я в заточении. Дети весело играют в песочнице, а я как птица в клетке, рыба в аквариуме. Даже хуже: как скот на бойне. Из этого дома не выбраться. Он затягивает меня – и всех остальных тоже.

Свистит чайник. Робко иду на кухню. Страшно подойти к плите. Чайник кипит, свистит, надрывается, обжигает клубами водяного пара. Как же невыносимо громко! Кажется, что стоит сделать ещё пару шагов, и чайник рванёт, как позабытый снаряд времён войны, и десятки железных осколков вонзятся в мой череп. Я почти уже чувствую боль, ощущаю стекающую по лбу кровь. Но нахожу в себе силы и выключаю газ. Всё. Завариваю кофе.

На часах около полуночи. Нехотя тушу свет и ложусь спать. Жутко. Жутко. Жутко. За стеной раздаются утробные звуки. Там что-то урчит, стонет, скрежещет. Шахта лифта. Утроба страшного кирпичного монстра.

За последний месяц из дома пропало несколько человек. Все – жильцы моего подъезда. Мне даже пришлось перекинуться парой слов с полицейскими. Я не решился сообщить им о своих подозрениях, они бы не поняли. Они такие же непроходимые болваны, как и все остальные. Уверен: тела жильцов вскоре найдут. В шахте лифта. Это не просто кабина для передвижения между этажами, это – рот. Не знаю, каким образом, но дом пожирает людей. Обгладывает и складывает где-то внизу.

Поэтому я хожу исключительно по лестницам. Но и там я не чувствую себя в полной безопасности. Недавно мне приснился пугающий сон. Почти все лестничные пролёты с грохотом упали вниз, остались лишь наиболее крепкие. Даже во сне я не мог покинуть дом, и никто из жителей не мог. Для передвижения мы прыгали по обломкам лестниц, но иногда всё же использовали лифт. В такие минуты моё сердце замирало, а затем начинало дрожать. Проснулся, обливаясь холодным потом.

Я знаю: дом чувствует, что я раскусил его. Его зубы-двери лифта готовы перемолоть меня при первой возможности. Иногда откуда-то из тёмного коридора до меня доносятся хлюпающие и шлёпающие звуки. Вжимаюсь в постель и готовлюсь защищаться. Ночь. Ночь. Ночь. Пронзительная тишина. Почему трубы такой странной формы, почему некоторые из пластика, а другие из железа? Готов спорить: по железным трубам течёт его кровь. Никому не могу доверять. Даже мой холодильник предательски надрывается и ревёт, угрожающе шумит мотором. Он мне не помощник в случае чего, он тоже мой враг.