Елена Ха - Призрак графа Шереметева

Пашка знал, в эту красавицу влюблены практически все одноклассники, и если она начнет их подначивать, то их прежние шуточки покажутся ему детским лепетом.

Класс повели на второй этаж, где должен был состояться небольшой концерт. Паша плёлся в самом конце, от переживаний парня мутило. Он так сильно отстал, что весь класс успел зайти в зал, двери закрылись, а Паша остался один на лестницы. Он уже трусливо начал подумывать, не сбежать ли ему домой, как вдруг где-то рядом послышался детский плач.

**

Паша прислушался. Действительно за дверью, что была в дальнем конце лестничной площадке, кто-то безутешно рыдал.

Из зала, в котором скрылся 10 «В», раздались первые звуки тоскливой мелодии. За окном уже было темно, освещение лестницы почему-то выключили, и только свет фонарей с набережной разбавлял вечерний сумрак, приоткрывая Пашке ориентиры в пространстве.

Парень замер в нерешительности на последней ступени, с одной стороны ему нужно было идти к классу, с другой, плач уже перешел в тихий скулеж, а нерадивой мамаши, чей сын рыдал в соседнем зале, не наблюдалось. Перед парнем встал непростой выбор: пойти слушать тягучее завывание скрипки или попробовать утешить малыша. Оба занятия не сулили удовольствий. На одной чаше весов оказались помощь ребенку, на другой – заунывное сидение в одном, пусть и просторном, зале с Лидой и Нютой, перевесила помощь.

Паша решительно зашагал на звуки детских страданий.

Двери, за которыми раздавались всхлипы, оказались тяжелыми. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы они бесшумно отворились и пропустили парня в темный зал, увешанный картинами. Из позолоченных рам в темноту величественно взирали солидные мужчины и загадочные женщины. В центре стоял черный рояль, на котором горела одинокая свеча в простом подсвечнике в форме блюдца. Вокруг все как будто пропиталось вязким запахом расплавленного воска. Рядом с изящным инструментом на черном табурете с витиеватыми ножками сидел кудрявый малыш лет шести. Пухлыми ручками он тер нос и глаза. Кожа мальчика была не просто бледной, она имела синюшный оттенок, как у залежалой курицы.

– Малыш, что случилось? Почему ты здесь совсем один и плачешь? – спросил Паша.

– Меня зовут Митя. Мой батюшка сегодня умер.

«Вот я влип!» – подумал Паша. Одно дело утешать ребенка, когда у него что-то болит или потерялось, или он сам потерялся. Пашка никогда не сталкивался со смертью и не знал, что можно сказать в такой ситуации.

– А где твоя мама? Давай, я отведу тебя к ней, – нашёлся парень. Он был горд собой: не растерялся, и возможно даже сможет помочь этому темноволосому несчастному ангелочку. Митя сидел, поджав под себя ноги, прилежно сложив ручки на бежевых штанишках, и нервно теребил край своей белоснежной рубашки. Почему-то после простого Пашкиного вопроса ребёнок почти перестал всхлипывать и уставился на собеседника, практически перестав моргать.

Паша отметил про себя, что губы и глаза малыша распухли от слез, но они по-прежнему оставались бледными, не покраснев ни на полтона.

– Матушка умерла на двадцатый день после моего рождения, – после длительной паузы ответил Митя, – Она была актрисой, и у неё был волшебный голос. Батюшка не раз говорил, что слышит его в коридорах этого дома даже после её смерти. И я тоже слышу. Она поет мне колыбельные по вечерам.

Доверительный рассказ ребёнка окончательно выбил Пашку из колеи. Перед ним сидел очаровательный шестилетний круглый сирота, у которого случаются слуховые галлюцинации, и, по всей видимости, это наследственное.

«Но хорошо то, что он перестал плакать», – тут же подбодрил себя парень.

Малыш продолжил смотреть на неожиданного собеседника своими огромными серыми глазенками. Он как будто просил о помощи, но что делать Пашка не знал.

Тут Митя осторожно слез с табурета и побежал к двери, неприметно затерявшейся в стене напротив большого окна. Мальчик оказался босым. Паша постоял несколько секунд в растерянности, а потом последовал за ребёнком. Зачем, он и сам не понимал.

Паша выбежал из зала, впереди мелькал еле уловимый силуэт Мити, в какой-то момент парню показалось, что малыш, бегущий впереди, растворяется в окружающем полумраке. Но шлепанье босых ног по старинному паркету, и белая рубашка мальчика помогали Паше не отставать. Митя взбежал по совсем непарадной лестнице на третий этаж, как маленький ураган, пронесся по узкому коридору и скрылся за простой светлой дверью.

Паша, не раздумывая, вбежал следом и чуть не столкнулся со своим ровесником. Выглядел тот как-то странно: взлохмаченные темно-русые волосы и черные брюки были вполне типичны для подростка, а вот рубашка на незнакомом парне была явно позаимствована им у прадедушки или у театрального костюмера. Больше всего в глаза Пашке бросилась осанка незнакомца. Они стояли друг напротив друга, два шестнадцатилетних парнишки примерно одного роста и телосложения, но Паша со своей сутулой спиной и понурыми плечами сам себе показался ничтожеством рядом с этим вытянутым в струну юношей. Незнакомец держал спину так прямо, будто проглотил шпагу и теперь боялся лишний раз пошевелиться, чтобы шпага не пронзила насквозь его кишки.

Паше незнакомец показался невероятным гордецом.

– Что вы делаете в моей комнате, сударь? И куда так спешите?

Паша осторожно осмотрелся. Он явно оказался в чьей-то спальне, потому что кроме кровати здесь почти не было другой мебели. В комнате сильно пахло пылью и едва уловимо – протухшими яйцами. По светлым стенам без картин и прочих украшений бегали жутковатые тени, все из-за игры лунного света в ветвях голых деревьев за окном. Пронзительно завывающий ветер успел разогнать тучи, и почти полная луна легко справлялась с освещением небольшого пространства, может быть, поэтому здесь не горело даже маленькой свечки. Мити нигде не было видно.

– Простите за беспокойство. Я искал Митю, – извинился Паша.

– Вы его нашли. Позвольте представиться – граф Дмитрий Николаевич Шереметев.

**

– С кем имею честь? – с подозрением рассматривая десятиклассника поинтересовался юноша, только что назвавшийся графом.

– Павел, – представился на автомате парень. Он несколько раз моргнул, пытаясь собраться с мыслями и обреченно подумал: «Кто-то из нас сошёл с ума». Но присмотревшись, окончательно пал духом, потому что его ровесник был белее свежевыпавшего снега, под глазами его залегли глубокие тени, и он светился так, как если бы лунный свет проходил сквозь его тело.

«Да ведь это же сын того графа, что женился на крепостной!» – неожиданно даже для себя вспомнил Пашка.

– Так что вам угодно, сударь? – спросил юный граф.

– Простите, я, кажется, ошибся, – промямлил парень, отступая к двери.