Михаил Аказин - Сармак

***

I.

У Антона Козловского сломалась его ржавая, но такая родная «Семерка», полетел к тольяттинским чертям генератор, поэтому пришлось ехать на рейсовом автобусе. Коптящий воздух четвертый десяток лет «Икарус», с надрывом мчал среди обледеневших степей востока республики. Пропуская сквозь дыры в днище выхлопные газы дизеля, автобус медленно усыплял пассажиров и дарил неприятным бонусом к поездке сильную мигрень. Через шесть часов венгерский дьявол проехал изгаженную вандалами стелу «Нефтекумск», и скрипя тормозами, через пару минут, остановился на городской автостанции. Вдали виднелась скрытая саркофагом, после страшной аварии, нефтекумская атомная электростанция.

Антона встречала Милана. Лет восемнадцати, с воздушными губами и притягательной безукоризненной фигурой в обтягивающей юбке девушка. Настоящая кавказская красавица. Из под синего, под цвет глаз, шелкового платка виднелась прядь каштановых волос. Узнав в спускавшемся по ступеням автобуса Козловского, в приветствии помахала изящной кистью.

– Я Милана. Привет. Салам.

– Добрый день. Рад знакомству в реале, – сказал подошедший ближе Козловский, – как вы меня узнали, вы ведь не видели фотографии?

– Женская интуиция. Вам пришел перевод?

– Да, конечно.

– Я решила сразу рассчиталась с вами. Вы ведь ехали в нашу дыру, это уже большой стресс.

– Обычно после работы платят, а вы сразу.

– Я на вас молиться буду нашему Деле. Вы хороший человек.

– Давай на ты, не против? Откуда ты знаешь, что хороший?

– Даже очень не против, знаю, просто знаю. Идем к моей машине, надо через вокзал пройти к парковке, приготовься.

– К чему?

– У вас в Марьевске вокзалы, наверное, чище. Да, я знаю, бывала.

Вокзал представлял из себя гнетущее зрелище: облуплившаяся краска, как снаружи так и внутри, потрескавшаяся побелка на стенах, оторвавшиеся в нескольких местах потолка плитки и виднеющаяся наледь из трещин, но самым ужасным было не здание гавани, а её обитатели, наркоманы, греющиеся у батарей, просящие денег на наркотик лёд, цыганки с грудными младенцами, назойливые таксисты, завышающие тарифы в три раза. Возле стены, напротив касс, стояли в ряд игровые автоматы, возле которых крутились дети-попрошайки, ставшие уже в юном возрасте игро-и-наркоманами.

Сию секунду подлетел грязного вида мальчик лет десяти.

– Вы приезжий? Кто по жизни? Для общества, на общак, дайте триста рублей.

– Иди давай отсюда,– отрезала Милана.

– Жизнь ворам! – громко прокричал неугомонный пацан.

– Сейчас на кирпичный завод тебя продам в Дагестан, будет тебе общество! – сказала Милана, выходя из зала к стоянке.

– Вы люди вообще? – не унимался мальчишка, – вы суки!

Антона передернуло с непривычки, но Милана шла уверенно, не обращая внимания на наглеца. Откуда-то из-за угла возникла пред ними молодая цыганка с младенцем в грязных тряпках на руках.

– Дорогой, дай полтинник на молочко ребеночку, – отчеканила фразу цыганка и протянула грязную ладонь.

– Нету, отстань, – прикрикнула на неё Милана и ускорила шаг.

Цыганка опустила ребенка вниз головой, держа его за ноги, чтобы тот расплакался и побрела к подъехавшему автобусу.

Антон, сев в черную приору Миланы, подумал, что возможно первые впечатления обманчивы и все не так уж плохо.

Милана выехала из парковки и набрав скорость, повезла гостя по городу. В дали бетонным кубом высился грозный саркофаг, монумент победы над взбунтовавшимся атомом.

– А вот это наш храм, мы по религии делайцы, – проезжая мимо здания, выкрашенного синим, с куполом похожим на крылья насекомого, сказала Милана.

– Это почитание предков и бога Делы.

– Да, откуда знаешь?

– Я ведь на историческом учился, мы проходили, знаю. Ну поверхностно.

– Это единственное что объединяет нас с этими подлыми дигайцами.

– Все же понимаете их язык?

– Не очень, Залинка, наверное, единственная нормальная дигайка, я её люблю. Я безамайка, она дигайка. Так сложилось.

– Так что с ней случилось?

– Едем, перекусим сначала наш хинкал и всё по порядку расскажу.

– Я не против. Шесть часов поездки сказываются.

– Поедем в нейтральное кафе, город поделен на безамайские и дигайские места. Я сама безамайка же, ещё раз напомню.

– Я помню, что безамайка. Едем.

– Ничего ты не помнишь, – улыбнулась Милана, словно прочитав его мысли, – ты уже запутался. Безам – синие глаза почти у всех, видишь какие у меня красивые глазки, она не без флирта посмотрела на смущенного Антона, – у дигайцев, почти у всех – зеленые. Запомни.

– Ок, хорошо, запомню.

– Молодец!

Кафе с типичным для маленького города названием «Ветерок» встретило запахом жареных котлет и громкой болтовней кухработниц.

– Извини, за такое место, но это единственное, какое держат русские в городе, – оправдывалась Милана, вешая куртку-пуховик на спинку стула.

– Ничего. Я не прихотлив.

– У нас самообслуживание, – напомнила толстая продавщица у кассы.

Пока Антон поглощал огромную порцию хинкал, Милана пила кофе, ела штрудель и курила, что в заведении не было под запретом.

– У нас и школы и детские сады в городе тоже поделены, но родители Залины –дигайцы, переехали в дом на Шоссейной и Залинку перевели в нашу школу, где чисто безамайцы учатся, она последний год с нами училась, и мы с ней стали прям лучшими подругами, честно. Иначе я бы не стала тебя просить о помощи.

– Вот, это уже интересно.

– Уже неделю как я не могу с ней связаться. В полиции говорят: нет тела – нет дела, они совсем обленились. Я боюсь самого страшного.

– Чего?

– Что её убили.

– За что вчерашнюю школьницу убивать? Вы же уже не школьницы?

– Ой, – воскликнула Милана и спрятала лицо ладонью, а руку с сигаретой сунула под стол. В этот миг мимо окна прошли два огромных парня ростом не меньше метра девяносто.

– Наши! Фух, надеюсь, меня не заметили. Нет, мы уже не школьницы как полгода. Из-за Ирсана это всё, он мой брат двоюродный, – продолжила девушка, когда молодые люди исчезли из виду, – Ирсан и Залина начали встречаться тайно и …Бац! Она резко пропадает.