Василий Шахов - Душехранитель

Не определишь, о чем он думает… Но разговаривать с нею он не хочет. Ну и плевать. Какой гордый, подумаешь!..

До пяти часов вечера они гнались за солнцем. Пять было по их часам, по широте Челябинска. Но солнце они так и не догнали…

Саша загнал джип в холмистый перелесок и занялся разведением костра.

– Как ты относишься к тушенке? – впервые за весь день заговорил он с Ренатой.

Девушка кивнула, и он довольно ловко вскрыл перочинным ножиком консервную банку, а после пристроил ее на плоский камень, лежавший в углях и раскаленный, как электроплитка. Голод и холод превратили «девушку из высшего общества» в существо, которое отбросило все условности, отринуло все нормы поведения, принятые в ее кругу, опустилось до того, чтобы есть с лезвия ножа из закопченной банки. Кошмар!

С севера дул ветер.

– Принеси коньяк, – попросила Рената. – Я замерзла. Душа, видно, не греет…

Телохранитель замер, не донеся пищу до рта.

– Ты что? – спросила она, удивившись тому, насколько напряженным стал его взгляд.

Саша поднялся, сходил в машину и принес ей бутылку. Рената отхлебнула прямо из горлышка, едва не подавилась и не облилась и стала пальчиками вытирать губы: все верно, не хватало ей пока еще умения и решимости сделать это рукавом куртки. Телохранитель посмотрел на нее.

– Будешь? – Рената передала ему бутылку. – Люблю коньяк…

Если он хороший, конечно, настоящий, а не такой…

– Знаю, – Саша сделал глоток.

Девушка невесело рассмеялась:

– Уже настучали? Да-а, Артур просто не мог не сболтнуть!

Прости господи, что так говорю о мертвом, но он ве-е-ечно называл нас с Дарьей алкашками…

– Никто ничего не сболтнул.

– Сам догадался?

– Просто знаю.

– А что еще ты обо мне знаешь? – Рената склонила голову к плечу и с интересом заглянула в его лицо, освещенное огнем костра.

– Что тебе снится сон…

– Всем снятся сны! – возразила она, забрала у него коньяк и выпила еще. – А мне снится… какой-то храм, из глубокой-глубокой древности, но в тот момент, когда я вижу в нем себя, он новехонький, как будто только выстроенный… или, по крайней мере, за ним хорошо ухаживали, не позволяя, чтобы в нем случилось запустение… Водоем прямо в центре этого храма… яркое солнце…

Он поднял на нее темно-серые, непрозрачные глаза:

– …А из глубины этого бассейна вынырнула огненная птица, и тебе нужно собрать её пепел, когда она сгорит… Одно условие: всё, до последней песчинки…

– Что?! – наступила пауза. – А это кто мог тебе сказать?!

Откуда…

– Птица Феникс, – пробормотал Саша, не слушая её. – Гелиополь на берегу изумрудного Нила… Великий был город…

– С ума сойти! Ты что, экстрасенс?!

– Любой охранник должен иметь шестое чувство… Если он, конечно, считает себя хорошим охранником.

– А ты считаешь? – не без ехидцы спросила Рената.

– Я считаю, что у меня есть шестое чувство – об остальном не мне судить…

– А это… ну, то, что ты проделал в аэропорту… Это – какое чувство?

– Это – курс актерского мастерства. Предмет по специальности.

– Ты – актер?!

– Громко сказано. Чтобы быть актером, недостаточно окончить училище или вуз. Этим надо жить. Я этим не жил. Божья искра есть не в каждом…

– Не знаю, не знаю… Сыграть без грима старика-священника, преобразиться так, что даже я тебя не узнала – это не божья искра?! Тогда я просто ничего не понимаю в этой жизни! – коньяк раззадорил Ренату; ей стало тепло и захотелось спорить.

– А вот его я не играл. Это отец Саймон из Англии. Я охранял его в 89-м. Он был моим «первым иностранцем»… Через год он умер в Лондоне от рака поджелудочной железы, а ему было всего пятьдесят. Лучшие люди всегда уходят раньше, как будто кто-то или что-то боится, что, проживи они немного дольше, на эту землю придет излишнее совершенство… Закон сохранения энергии: постигший то, что «за дверью», должен удалиться туда навсегда, – Саша усмехнулся и поворошил полешки в костре.

– Сколько тебе лет? – спросила Рената.

Он прищурился и прикурил от полыхающей головешки.

– Тридцать два.

– А в тот момент тебе можно было дать все пятьдесят! Как ты это объяснишь?

– Никак. Все может быть… Как-то никогда не приходило в голову смотреться в зеркало в такие минуты…

– Странный ты тогда актер. Я знала целую кучу артистов, их и хлебом не корми, дай у зеркала поторчать… Надо же им как-то отрабатывать мимику…

– Вот поэтому я тебе и говорю, что отца Саймона я не играл.

Трудно с ним разговаривать. Вернее, разговаривать-то как раз легко, а понять – сложно.

– Как ты думаешь, Саш, чем все это закончится? – спросила девушка, снова и снова отхлебывая из бутылки.

Телохранитель опустил глаза. Такое выражение иногда бывало у скрытной Дарьи. Сходство, которого раньше не было и не могло быть: слишком уж они с Сашей были разные, не говоря уже о противоположности пола. Он что-то знает, но не хочет говорить…

– Как ты поступишь, когда мы найдем безопасное место? – Рената отдала ему бутылку. – Уйдешь или останешься где-нибудь, поблизости от меня?.. Я ведь не буду никого знать в чужом городе…

Саша протянул руку и осторожно вытащил желтый березовый листик, запутавшийся в ее золотисто-рыжих непокорных волосах.

– Не знаю, – сказал он.

А пьяное это в ушах Ренаты откликнулось: «Знаю, знаю, знаю!..»

За тридцать семь дней…

– Вспомни и выбери! – крикнула огненная птица, воспарив над водоемом с ослепленной жрицей, которой все никак не удавалось разглядеть её.

– Ты сгоришь! – закрываясь рукой, закричала девушка. – Во имя светлого Осириса, остановись!

Птица тряхнула крыльями и вознеслась к солнцу. Вспышка падающего метеора – и прах посыпался на саламандр.

Ожесточенно распихивая ящериц ногами, девушка хватала пепел и прижимала его к груди, как ворох бумаги со стихами гения. Саламандры кусались, изворачивались и норовили схватить пролетевшую сквозь её пальцы песчинку-другую.

– Помогите мне! – кричала она служителям. – Одна я не справлюсь!

Чары колдуна не действовали на саламандр. Белый жрец низшей касты боялся отпустить колонну. Капюшоноголовый Помощник Главного Жреца разбрасывал ящериц острым, как бритва, длинным мечом-атаме, но твари срастались и снова бросались в бой. Кватернер посвященных ничего не мог поделать. Пантакль в руках колдуна обуглился и рассыпался.

– Во имя Оритана, помогите мне! – жрица теряла все больше и больше останков несчастной птицы.

Она не знала, что за слово сорвалось у нее с языка. Но, в ее понимании, это было самое священное, самое дорогое название из когда-либо существовавших…

Остальные служители храма в Гелиополисе на берегу зеленого Нила стояли и смотрели, не в силах помочь кватернеру Главного Кольца…