Джон Ширли - Ползущие

Берт заколебался. Соблазнительно, конечно. Но маловероятно.

– Нет, Эррол. Я сжег мосты. Обозвал их всех фашистами. А они, к несчастью, вовсе не фашисты. То есть, я хочу сказать, «к несчастью», потому что иначе бы меня реабилитировали. Конечно, они все – дружки Билла Бакли, а на самом деле – обыкновенные консерваторы. Я выглядел настоящим психом.

В дверь соседки позвонили. Берт услышал, как молодой женский голос выкрикнул:

– Нет, нет! Сюда нельзя! Я знаю, кто вы. Я не буду, не буду…

– У моих соседей неприятности с полицией, – пробормотал в трубку Берт.

Эррол увидел в этом еще один довод в пользу своего предложения.

– Вот видишь! У вас в Калифорнии сплошь психи. Иногда ты и сам чудишь. Например, с женщинами. Иногда мне даже кажется, что ты решил остаться холостяком из-за каких-то политических убеждений. Послушай, старина, женатые мужики дольше живут.

Я просто не хочу вести спокойную, ничтожную жизнь вроде твоей, – подумал Берт, но вслух произнес другое:

– Я просто не могу строить отношения с женщинами, которые мне встречаются. Если они не полные пустышки, то помешаны на карьере. И вряд ли тебе удастся снова втянуть меня в дискуссию на эту тему. Я горжусь, что по-прежнему остаюсь холостяком, уже немолодым, и давай с этим покончим. Может, я и приеду на Рождество. А сейчас мне надо идти, старик. Работа, знаешь ли. Спасибо, что позвонил. Я завтра перезвоню.

Берт повесил трубку и опять посмотрел на чаек. Они ныряли за плавающими в океане отбросами.

И тут Дерри – с белыми, как кость, волосами, темной кожей и пирсингом в носу и губах – вывалилась из задней двери дома и бросилась бежать вдоль пляжа. На ней была лишь длинная футболка, не вполне прикрывавшая зад. Короткие смуглые ноги с силой колотили по песку, унося девушку от преследователей. Она споткнулась, упала, в нее вцепились двое полицейских из Квибры. Один взглянул на Берта, Улыбнулся и успокаивающе покачал головой.

– Наркотики, – объяснил он. Офицер Уортон, узнал его Берт, наблюдая, как ловко второй прижал девушке руки, а потом защелкнул на них наручники.

– Не сижу я ни на каких наркотиках, сволочи долбаные! – вопила она и трясла руками в наручниках. – Не сижу! Они… они вставили в… в меня сволочной преобразователь! – Глаза у нее расширились от ужаса, губы дрожали, голос сбивался, слова путались. Берт увидел, что во рту у нее тоже есть пирсинг – несколько колечек поблескивали у самого основания языка. Пожалуй, для пирсинга слишком далеко – практически в гортани, мимолетно подумал он. Она все бормотала и бормотала, а полицейские, ухватившись за плечи, подталкивали ее – не слишком грубо – к дверям дома. – Хотели преобразовать меня, а я сопротивлялась. Если разозлиться и драться изо всех сил, можно помешать… Иногда можно. Они не смогут справиться… И пожалуйста… Позовите кого-нибудь… Они должны быть снаружи…

Полицейские втащили ее в дом, а потом, видно, вывели через переднюю дверь. Чуть погодя Берт услышал, как вдалеке замирает вой сирены. Он упал в кресло и сам удивился, какие бурные эмоции вызвало у него все это зрелище. Ведь он почти не знал девушку, которую увезла полиция. Он и сам подозревал, что у нее не все дома. Но Берт решил, что, скорее всего, огорчился бы ничуть не меньше, даже если бы вообще ее не знал. Она попала в беду, рассудок расстроен, настоящая паранойя, едва ли они смогут ей чем-нибудь помочь… Бедное дитя. Вокруг столько психов, особенно на улицах Беркли и Сан-Франциско. Иногда даже кажется, что на волю вырвалось какое-то отравляющее вещество… или, может быть, новый вирус. Он вздохнул и подумал: Ну-ка шевелись, Берт! Надо работать. Встал, сбросил остатки салата за невысокие перила прямо на пляж, надеясь, что соседи ничего не заметят – они терпеть этого не могли, – и наблюдал, как сначала одна чайка, затем целая стая спикировали на отбросы. Потом нашел пиджак и взял ключи от машины, всей душой надеясь, что она не закапризничает.

Адэр была в школе, ждала Вейлона, который отправился на факультатив. Он ходил к мистеру Моргенталю в мастерскую электроники. Вейлон работал над каким-то радиоприемником, который, по его замыслу, будет ловить «секретные правительственные частоты»; он прочитал о них на сайте disinfo. com , но, само собой, мистеру Моргенталю сказал, что это обычный диапазон и что ему надо воспользоваться кое-каким школьным оборудованием.

Адэр чувствовала себя дерьмово. Во-первых, с родителями творилось непонятно что. Эти их странные выходки в гараже… Сексуальные игры? Что-то не верится… Но тогда что?

Адэр чувствовала себя так, словно онемела или превратилась в привидение: вокруг были люди, но им ничего нельзя рассказать, во всяком случае, о том, что ее действительно волнует. Конечно, теперь у нее есть Вейлон, но ей не хотелось говорить с ним о происходящем с родителями. Он со своими теориями вечно впадал в крайности. Правда, во время ленча она попробовала немного открыться и сказала:

– Знаешь, я что-то беспокоюсь о родителях. Что-то с ними не так, но, может, я все придумала. Отец с матерью… В общем, я не понимаю…

Вейлон сухо хмыкнул и покачал головой:

– Кому ты рассказываешь! У моей мамаши совсем крыша поехала. А отец! Тот просто свихнулся и заявил: черт с ними, с обоими. Ну, может, он так и не говорит, не говорит «черт с ними, с обоими», но действует как раз так. Мы о нем не слыхали уже… – На этих словах голос Вейлона слегка дрогнул. Ясно, что он давно вертит в голове эти мысли, и Адэр решила не продолжать. Но в глубине души она знала: ее собственные неприятности куда серьезнее. Не то чтобы она преуменьшала его проблемы – просто не умела объяснить свои собственные. Только попробуешь – сразу кажется, что ты рехнулся. А потому, даже шагая по вестибюлю в обществе Вейлона, она ощутила вдруг острый приступ одиночества. Клео даже не позвонила ей рассказать, что перекрасила свои светлые волосы. Теперь у нее на голове появились синие пряди флюоресцентной краски. Дэйнелла как-то отдалилась, а с Сизеллой они виделись только в школе.

И тут из-за угла вывернули Клео и Донни. Вместе, но не так близко друг к другу, как раньше. У Клео эти ее голубые пряди. Короткие волосы Донни стояли на голове липкими рожками. Клео говорила по сотовому, Донни проверял свой плеер. Высокие скулы, решительный подбородок – Донни мог бы стать киноактером, но собирался на работу в офисе.

Тут подошла и Сизелла – откуда-то сзади. Высокая, слегка неуклюжая, с пшеничными волосами, в тонкой блузке. Юбку она носила только длинную, потому что ее родители принадлежали к свидетелям Иеговы. Из-за этих родителей-иеговистов ей обычно все сочувствовали, ведь Сизелла должна была притворяться, что верит в эту чушь, чтобы ей хоть чуть-чуть легче жилось. У всех с собой книги или рюкзачки, все столпились у дверей мастерских. Вейлон, который, по выражению Кола, дружелюбием напоминал атомный бомбардировщик, вздохнул и прислонился к стене, с нетерпением поглядывая на класс Моргенталя. Ему не хотелось разговаривать с остальными, а хотелось поскорее войти, но он понимал: Адэр хочет, чтобы он ее подождал.