Джон Ширли - Ползущие

По дороге к хлеву Эван закурил сигарету, выдохнув клубящуюся струю голубого дыма. Да вы только посмотрите! Этот гребаный Джефф или Карлос, как его там, оставил дверь хлева открытой, а должен был запереть! Ведь мог приехать шериф, мог заглянуть туда и увидеть все для собачьих боев, а потом натравить на наши задницы сволочей из «Охраны животных».

Устал он, как последний сукин сын. Был со своими собаками на боях против хорошо тренированных бульдогов. Бои заняли полночи в округе Аламеда, и хотя большую часть схваток он выиграл, один из его лучших псов сдох, а другой, затравочный – маленькая перепуганная дворняга, которая не желала сражаться, – вообще был разорван в клочья в первом же бою. Неудачно получилось. Лучше бы они выдерживали несколько схваток, тогда затравочных псов не приходилось бы постоянно менять.

А тут еще эти гребаные черножопые прицепились, как дерьмо к подошве, насчет «бабок» за выигрыш, пришлось помахать своим сорок пятым калибром. Хорошо, что с Донки заранее договорились, он крикнул слово, и тот вовремя прикрыл его с фланга дробовиком. Так что кое-как они справились – с двумя стволами и самим Мецгером – штангистом-тяжеловесом с его бритой головой и майкой спецназа (не то чтобы он и, правда служил в спецназе, его выкинули из армии за самоволку еще в учебке), в общем, эти сволочи наделали в штаны и выплатили выигрыш, но Донки пришлось прикрывать его сзади, пока он грузил собак в фургон. Все это дело, да еще и бурбон, а потом и порошок привели его, так сказать, в раздраженное состояние, и когда один из псов слишком медленно лез в фургон, Мецгер со всей силы пнул его носком ботинка под ребра, а он на арене был одним из лучших бойцов. Дело кончилось тем, что он продал пса за двадцать баксов какому-то черножопому, тот сможет использовать его для затравки, пока он не сдохнет, конечно, если скотина до этого вообще доживет.

Мецгер устал как собака и сам чувствовал, как от него воняет. И он был рад, что этот гребаный ублюдок Донки убрался домой. Сам Мецгер хотел только принять ванну, проглотить пригоршню таблеток валиума и – на боковую. Но лучше сначала убедиться, что в сарае все готово для сегодняшних собачьих боев. На его территории это будет в первый раз.

Из фургона слышался отдаленный лай псов. Может, на день оставить их в клетках? Тогда к вечеру они будут голодными и злыми – как раз для боя. Будь с ними пожестче, говаривал когда-то отец, и они станут свирепее. В последнем письме из тюрьмы полно всякой дребедени насчет того, что он как будто снова родился, но уж собак-то он знал – что да, то да.

Подразумевалось, что его сводный брат Джефф должен был целый день заниматься сараем – проводить освещение к арене, установить миниатюрные стадионные софиты, но Джефф слишком любит порошок, и дело обычно кончается тем, что он забывает, что должен делать, сидит и вырезает на столбе свое имя – пятьсот раз – или еще что-нибудь в этом духе.

Мецгер зашел в сарай и решил, что все о'кей. Стойла убраны – это он сделал сам, самодельные трибуны размещены вокруг бойцовской арены. Похоже, Джефф поработал с освещением как надо. Мецгер нашел выключатель и дернул его: надо посмотреть, куда направлен свет.

Потом случились сразу две вещи.

Собаки в фургоне вдруг дико залаяли и завыли.

Пятна света выхватили из темноты голое окровавленное тело Джеффа, валявшееся в яме для собачьих боев.

Как будто собаки среагировали на это зрелище вместо Мецгера. Сам он не мог поверить своим глазам и никак не реагировал. Брюхо Джеффа было распорото от грудины до паха. Пустая раковина. Все органы были тут же – сложены сбоку на брезенте в аккуратную пирамиду, как на прилавке мясника. Там были и еще чьи-то потроха: по крайней мере три человеческих сердца и множество других внутренностей.

– Ох, мать твою… мать твою… Ох, мать твою, мать твою, – только и мог проговорить Мецгер.

Он пятился от тела и тянулся за своим 45-м, потом вспомнил, что оставил его в куртке, в фургоне, повернулся, бросился к двери и вдруг остановился как вкопанный, увидев Карлоса, тощего поденщика с громадным носом, который убирал за собаками. Тот стоял во дворе, одетый в боксерские шорты и футболку, и плакал навзрыд, как ребенок. Просто стоял и плакал посреди грязной площадки между сараем и грузовиком, вокруг него закручивался воронками утренний туман, а у ног прыгали эти маленькие штучки.

Карлос забормотал что-то по-испански и ткнул пальцем в попрыгунчиков.

Они состояли из меха, перьев, кусочков металла, как-то хитро приткнутых друг к другу. И прыгали, прыгали… Словно пропитанные энергией. Один был ростом с небольшого кота, на нем дергалась петушиная голова, дрожащие ножки сделаны из суставчатых металлических спиц, извивающееся туловище – из средней части гремучей змеи, а вместо хвоста торчала еще одна голова, с которой капала кровь. Вроде как голова скунса. И обе головы кидались на Карлоса, и клюв, и морда щипались, подпрыгивали, разбрызгивали кровь.

А вот тот скорее похож на мяч, катящийся мяч. Голова, вроде крысиная, торчит между низких недоразвитых лап, туловище как будто свернуто, во все стороны торчат живые, извивающиеся волоски. Он катится, связываясь – только нельзя понять как – с другим маленьким чудищем, у которого голова синей сойки, беличий хвост, а средняя часть представляет собой переплетение оголенных мускулов и движущихся, работающих органов под пластиковым корпусом. И кругом волоски, волокна, которые постоянно дергаются внутри самих себя, будто составленные из тысячи мелких пульсирующих деталек. Этот связан с крошечным монстром из одних только клювов и перьев – и больше ничего, и еще с одной штукой, вроде бы слепленной из рыболовных крючков, глаз и меха.

И все эти уродцы, созданные из частей, которые никогда не могли оказаться вместе, липли один к другому, сливались с соседями, так что рябило в глазах, танцевали в воздухе, образуя вокруг Карлоса нечто подобное человеческой фигуре, не позволяли ему сделать более шага в сторону. Как только он порывался бежать, поток пульсирующих чудовищ преграждал ему путь. Существа переговаривались между собой вроде бы животными голосами, но иногда почти человеческими или похожими на звук отдаленной радиостанции, заглушённой помехами. И все время ныряли в свой магический круг, отрывая крошечные кусочки от Карлоса, мало-помалу отрезая от него ровный слой.

Ленты и полосы плоти отходили от тела по всей окружности, отщипываемые понемногу с точно рассчитанной равномерностью. Карлос вертелся, колотил руками по воздуху, но безжалостная кровавая спираль становилась все шире, а земля вокруг все краснее.

Тут был и человек или нечто вроде человека. Он стоял позади грузовика и открывал клетки с бойцовыми псами.