Лео Нидович - Голос, кто ты?

Вернул пустой бокал к бутылке и встал с кресла. Подошёл к камину, присел, взял пару поленьев и подбросил в очаг. Посмотрел на книгу и дотянулся до неё. Провёл пальцем по обложке и обнаружил на кончике указательного пальца след пыли. « Ладно, в другой раз, не охота руки марать», − решил он. Приподнялся и хотел уже вернуться обратно и опять залезть под плед в кресло но…, почувствовал, как будто кто-то вцепился в него глазами. Обернулся…, и у него возникло сумасшедшее желание – любопытство; взять книгу, открыть её и прочитать: о чём она. Наклонился, не понимая самого себя и свои действия, и ту тягу, что он испытывает к книге, и взял её в руки. Тряпкой обтёр обложку от пыли и обратно залез в кресло, под плед.

Странное это бессознательное стремление посмотреть, потрогать, попробовать. Именно на стремлении познать неопознанное и зиждиться цивилизационное развитие разумности, в совокупности с химико-биологическими процессами. Но есть и другая сторона медали: любопытной Варваре на базаре нос оторвали. И вот тут нужно призадуматься и ответить на один вопрос: А стоит лишний раз искушать судьбу? Лежит себе около камина, ну и пусть лежит, для розжига. Зачем читать-то…, зачем?

Не торопясь, бережно принялся Акасин рассматривать обложку книги. Но название и автора не смог разглядеть, не было заметно: всё от времени стёрлось; и оттиски практически не просматривались. Обложка показалась ему необычной. Он присмотрелся к ней внимательнее: обложка обтянута кожей, видны были или скорее прощупывались теснения непонятных знаков и плохо просматриваемых рисунков. Покрутив книгу в руках, открыл её.

Удручающее состояние книги и не могло быть иным, зная её судьбу или, по крайней мере, понимая, откуда она к нему попала – из топки камина. Следы ожогов, по всему её «телу», не удивили его. А то, что огонь не тронул книгу фатально, а только, скажем, «облизал» обложку, совсем не тронув листы, заставили его призадуматься. Как так: «Горела и не сгорела? Если учесть, что когда чистил очаг, то зола была практически вся мелкая, как пыль. И только не большое количество не прогоревших головёшек. При такой температуре вряд ли смогла уцелеть и не сгореть, − рассуждал Акасин, разглядывая книгу, – и как ему эта мысль раньше не приходила в голову», − удивился он сам себе и этой мысли. Ну и рваный вид сшивки, и отсутствие части листов, дополняло общую картину о ненадлежащем отношении к ней и непростой её судьбе.

Продолжая просматривать книгу, Акасин взглянул на часы, а было 22.22. «Интересное сочетание цифр», − изумился он, и несколько цифрами, а сколько попаданием момента взгляда на их сочетание. Не то что цифры одинаковые, а то, что взглянул именно тогда, когда они одинаковы. Вернулся опять к рассматриванию книги и, его словно пронзила молния: « А кошка где?!». Осмотрел комнату, закрыл книгу и отложил её рядом на столик. «Странно…». Встал с кресла и отправился по дому искать кошку. И мяукал, и звал её по имени, обойдя весь дом, заглядывая всюду, но кошки так и не увидел: её нигде не было. В состоянии озабоченности вернулся в комнату и обратно залез в кресло и укутался пледом. «Где падла лохматая?» − удивлённо спрашивал сам себя. Обычно она с порога начинала донимать его своим нудным мяуканьем; если вдруг день оказался бестрофейным и она, попросту, хотела жрать. А жрать она обычно хотела: как «стадо мамонтов», − сколько не давай, съест всё…. Сегодня на удивление её не было видно. Это означало: или охота получилась удачной, и она спала у себя в койке (ну вы понимаете где), или?.. Опять окинул комнату взглядом, в надежде увидеть её. Но её не было в комнате, и на его кровати она не спала, и корм на кухне был не тронут.

Акасин очень любил её: и не только за её бестолковость и тупость, но и за её особую преданность. Только она могла смешить, радовать и огорчать одновременно, развлекая его долгими зимними вечерами, принося мышей и складывая их в рядок, на кухне. А когда он, делая вид, что ему её подарок не интересен и уходил в комнату, садился в кресло перед камином, то «падла» перетаскивала мышей в комнату и складывала их опять в рядок перед ним, давая понять, что он здесь хозяин и право первого «куса» принадлежит ему.

Что-то щемящее ощутил внутри себя. «Это тоска»,− понял он. Ему, как ни когда захотелось взять её в руки, усадить себе на колени и гладить её пушистую спину, под довольное мурлыкание.

Акасин дотянулся до бокала, плеснул в него алкоголь и, устроившись поудобнее в кресле, углубился в воспоминания, попивая напиток.

***

Вы меня извините, но буду сразу резок, иначе с ними нельзя, да и времени у вас я много не займу.

Долго я думал, взвешивал все плюсы и минусы – минусов, скажу честно, было больше и на много больше, чем плюсов. А уж если совсем честно, то плюсов совсем нет, одни минусы. Так вот: думал, думал и надумал. Решился. Нашёл в интернете объявление и, в назначенное время и день, нарисовался перед дверью продавца; взяв с собою старую вязанную спортивную шапочку, так как дело было в ноябре. Немного помявшись перед дверью и набравшись храбрости, как мне тогда казалось, а на самом деле просто поборол стеснение, я нажал на кнопочку дверного звонка. За дверью, что-то пропиликало, напомнив мне мелодию из моего пионерского детства. Помните: Бери ложку, бери хлеб и садись-ка за обед. Или: Вставай, вставай кровати заправляй. И, буквально сразу, я услышал душераздирающий крик: «Звонят. Дверь открой!» За дверью, вроде как, послышались шаги или мне показалось. А когда прислушался, то точно понял, что не показалось, и кто-то подошёл к двери, и притаился. Выждал, скорее всего, прислушивался, и начал её открывать. Специфический скрежет открывающегося замка доносился с той стороны, но дверь так и не открывалась. Стало понятно, что кто-то борется с замком, а замок сопротивляется, в нежелании сдаваться: так как основная задача замка – быть запертым, и ни кому не открывать. Слышно было, как кто-то крутит ручку замка: туда-сюда, а замок, так и не хочет ни кого впускать. В конце концов, после не продолжительного поединка кого-то с замком, последний сдался, и дверь: железная, тяжёлая медленно приоткрылась и передо мной явилась девочка.

– Здрасти, вы к кому? − спросила она, довольно внимательно, с неким недоверием и некой опаской осмотрев меня с ног до головы, заглянув, скорее всего и во все мои потроха, оценив своим юным девичьим взглядом успешность и платёжность столь раннего гостя.

– Я по объявлению.

– Мам, по объявлению! − крикнул ребёнок.

– Пусти. Сейчас выйду! − услышал я голос от куда-то от туда.

– Проходите, − нехотя произнесла девочка и я вошёл.

Девочка дождалась, когда я, наконец, войду к ним в квартиру, закрыла за мною дверь и, облокотившись об стену, стала бесцеремонно меня разглядывать. Шли минуты, мгновения летели, а та, что звалась «мама», всё ни как не появлялась. Я, стоял в коридоре, а дочь всё так же бесцеремонно продолжала меня разглядывать, да так, что я ощутил себя в роли медведя, на цыганском представлении: когда нужен ты для усмешек и веселья. Постепенно всё это мне стало надоедать и я начал переминаться с ноги на ногу, показывая тем самым, что времени у меня в обрез; состроив при этом физиономию вечно скучающего балбеса, есть такая, я узнавал. Девочка видимо это поняла, не знаю откуда. Может все её друзья, именно с такими физиономиями и, ещё немного посмотрев на меня, крикнула: