Брайан Стэблфорд - Империя страха [Империя вампиров]

Майкл осушил стакан и жестом попросил еще, хотя Томас не допил свей. Отец наполнил стакан сына.

– Я думаю, что тн прав, – согласился Майкл. – Но не могу избавиться с г ощущения определенной иронии в этом всемирном кризисе. Благодаря раскопкам в Адамаваре ты открыл, что бессмертие – это внеземной дар, какое-то чудо для тех, кто в своем развитии еще не дорос до такой привилегии. Но как мы всегда использовали этот дар? Как мы использовали все другие привилегии – наши умные головы, острые глаза и умелые руки? Мы же использовали их умело и умно, чтобы дойти до грани самоуничтожения. Если у дара есть творец, как же он должен оплакивать его участь!

– Мы еще не уничтожили себл, – спокойно сказал Томас Саузерк. – И мы достигли мясгого нашими умными головами, острыми глазами и умелыми руками.

– Конечно, – протянул Майкл, – некоторые говорят, что этот дар БЫЛ НИСПОСЛАН нам, если не Богом или африканским идолом, то союзниками, с целью прибавить нам немного от Бога. Ты слышал такие рассуждения?

– Да, – согласился отец. – В таком виде они глуповаты. Но дар был, даже без творцд. Если не было Бога, было чудо. Некоторые из моих коллег все еще не верят во внеземное происхождение ДНК лз Адамавары – хотят доказать, что в гипотезе о развитии ДНК больше, чем на одной планете слишком много совпадений, а ее космическое происхождение слишком фантастично. Они предполагают, что метеор вызвал серию мутаций из-за радиации или химического загрязнения, и меньше верят в спонтанное размножение или усложнение игрек-хромосомы, произведшее хромосомные кислоты Адамавары, чем в чужеродность ДНК, способной тем не менее на плодотворное слияние с человеческой ДНК.

– Иногда мне кажется, – сказал Майкл, – что все эти объяснения притянуты за уши. И те, что мечтают дать нам ключ к бессмертию, и те, что стараются объяснить, как люди стали людьми, и те, которые рассказывают о появлении жизни из изначального хаоса. Я скорее поверю в обезьяну с пишущей машинкой, производящую творения Шекспира, чем в единственный мир, который произвел сложнейшую биохимию за несколько миллиардов лет.

– Тут ты не одинок. Старик Дарвин сказал мне, что в этом – Божий замысел и рука Божья; и даже Чарльз, изгонявший божественное начало из-природы вещей, усматривает слияние чужой ДНК с игрек-хромосомой настолько значительным, что это представляется ему чудом. Он обменялся письмами со Сванте Аргениусом, и они сейчас серьезно обсуждают с астрономами и космоведами возможное внеземное происхождение жизни на Земле.

– Но я тоже не могу поверить в чужеродных родителей, – задумчиво добавил Майкл. – Обезьяна с Шекспиром – подающий надежды парень по сравнению с далеким филантропом, подарившим нам бессмертие, спрятав его в межзвездную ракету. Он близок и удобен – он раньше мог прислать нам гены, произведшие наши умные мозги, гены, давшие нам умелые руки. Они тоже родились, по словам палеонтологов, в Африке, поэтому Африка должна быть целью, в которую попадают далекие снайперы.

– Будь все это так, – заметил Томас, – мы могли бы справедливо сказать, чем на самом деле является человек. Сгустком генетических нитей и клочков! Мы могли бы думать о наших творцах, как о плохих и беспечных родителях, отцах, давших свое семя в несчастливые чресла в ночь без любви и затем исчезнувших, оставив свои чада для жизни в борьбе и розни, без заботы и доброго совета, кроме данных матушкой-природой.

Майкл не смеялся, но его слезы высохли.

– Ты не очень доверяешь отцам, – проворчал он.

Томас Саузерн взглянул на сына, как бы почувствовав упрек.

Майкл поймал этот взгляд и тотчас же пожалел о своей невнимательности. Он знал, что был поздним ребенком для отца – его мать была моложе, – но Томас Саузерн отодвинул свое превращение до его пятнадцатилетия, и почти все считали этот сдвиг оправданным. Уже после своего превращения старший Саузерн много времени провел за рубежом, но всегда заботился о своей семье. Когда с Майклом случилось несчастье, отец приходил ежедневно целый месяц, чтобы сидеть у больничной койки. Майкл знал, он не может обижаться на родителей, они не были виноваты ни в его несчастье, ни в его иммунитете к бессмертию.

– Извини, – сказал Майкл, – никак не избавлюсь от мысли, что я тебя как-то глупо подвел. Одно накладывается на другое. Несчастный случай был неудачей, но его бы я пережил. Узнать же, что у меня неизлечимый синдром Кордери, это слишком. Понимаешь, слишком?

Майкл опять вытер навернувшиеся слезы, хотя и старался не плакать. Он не отказался бы увидеть слезы в глазах отца. Это позволило бы ему выплакаться и показало бы, что его отец, будучи бессмертным, все же волнуется за него, как и раньше.

Но глаза Томаса Саузерна были сухими.

Бессмертные плакали редко, и никто не знал почему.

В их глазах слезы не появлялись. Когда-то утверждали, что вампиры не плачут, но это неправда. То же говорили о ведьмах; это тоже не было правдой, если ведьмы вообще когда-либо существовали.

– Да, это слишком, – согласился отец. – И это значит, что ты должен быть мужественным. Ты слишком хорош, чтобы быть побежденным, даже таким тяжким испытанием. Обычным человеком быть недостаточно – ты должен стать героем. Обычные люди тоже могут быть героями. Это доказано.

– Доказано и то, – заметил Майкл, – что некоторые из них не могут.

– Но у тебя есть выбор.

Майкл пожал плечами.

– Что ты думаешь? – спросил он, переводя разговор на более безопасную тему, – о метеоре Адамавары. Если ДНК – внеземная, как она смогла присоединиться к игрек-хромосоме, будто всегда там была?

– Один Бог знает, – сказал мягко Томас Саузерн. ПОКА.

– А ты во что веришь?

– Речь не о вере. Мы можем только рассуждать. Внеземные снайперы маловероятны, но можно предположить, что жизнь и ДНК рассеяны по всей Вселенной. Не отрицаю – это удобная гипотеза. Астрономы уверяют, что солнце – это звезда второго поколения и что все тяжелые планеты Солнечной системы – это остатки сверхновой, вспыхнувшей миллиарды лет назад. Может быть, пространство, в котором скользит Солнечная система вокруг центра Галактики, насыщено генетическими обломками ранее существовавшей экосферы или, вероятнее, тысяч экосфер. Возможно, историю жизни на Земле мы пересказываем, вспоминаем фразу за фразой, легенду за легендой. Возможно, мы не просто движемся от не существования к уничтожению, через бессмертие и атомную бомбу. Возможно, мы похожи на обезьяну за пишущей машинкой, исключая момент, когда она напечатала: «Быть или не быть…» – и остановилась, чтобы набраться вдохновения, глядя в пустую темноту, и вдруг натолкнулась на продолжение фразы: «…вот в чем вопрос». Возможно, жизнь не совсем то, что находится здесь, в нашем крошечном уголке бесконечности, но она везде и создает экосферы и виды жизни, которые, даже если они расцветают и сразу увядают, оставляют следы в вакууме: мельчайшие молекулы, движущиеся и оседающие всегда, везде, где они могут закрепиться и проникнуть дальше, несмотря на взрывы звезд и бесконечное расширение Вселенной.