Зульфия Талыбова - Сказки о любви

Герба, наигравшись лепестками, вдруг мельком глянула на пленницу.

– Чего это ты так задумчиво смотришь, будто замышляешь недоброе?

Кони не выдержала и нервно расхохоталась: уж точно не старухе-ведьме спрашивать о подобном!

– Да, как ты смеешь смеяться?! Я не разрешала!

Кони резко вскочила со стула и набросилась на старуху, связывая ее верёвкой.

– Как?! Как?! Как ты посмела?! Как ты развязалась?! Как ты осилила мое заклинание?!

– Подавись им, ведьма!

Кони связала Гербу и запихала конец веревки-ветви так глубоко ей в рот, что она захрипела. Тут девушка заметила, как ведьма вытаращила глаза и явно не оттого, что ей не хватало воздуха. Кони догадалась, что она смотрит на упавшую розу принца. Ее бутон запылал и поджёг все вокруг, и пламя уже перекинулось на шторы. Ещё чуть-чуть и оно дойдет до стены, увешанной гербариями!

Констанция, оставив замотанную ведьму, схватила стул за спинку и разбила им все гербарии! Через мгновение земля содрогнулась, будто под ней проснулось гигантское чудовище.

Задыхаясь от дыма, она в панике стала искать розу. Цветок лежал у нее перед носом. Кони схватила ее за стебель и выскочила из дома, пока огонь не убил ее. Уже выбежав во двор, она услышала сдавленные мольбы Гербы и омерзительный звук горения ее тела: казалось, подожгли сухую траву, и она громко трещала, стиснутая огнём.

Констанция упала на землю и повернулась на спину, прижимая розу к груди. Встревожено она похлопала по карману и тут же успокоилась: дневник был на месте.

Констанция глядела на небо. Вид был ужасающим, но и как будто красивым.

Трещина зияла. Она становилась все шире и шире, а с неба падал серебристый пепел: сожженные лепестки Кони. Они падали и падали на неё, а Кони рыдала навзрыд.

Гюландия рушилась, земля гремела, но Кони лежала с закрытыми глазами и чувствовала, как нежные останки частичек ее тела щекочут лицо. Тут она почувствовала, как кто-то легонько дотронулся до нее и вытащил дневник из кармана.

– Я оставлю тебе послание, Констанция.

А потом она услышала, как кто-то прошептал ей прямо на ухо:

– Какое всё-таки у тебя красивое имя…

Кони открыла глаза и увидела лишь зелёные ветви. Это чудесный сад? Рай? Как и обещал принц?

Но Кони не успела додумать: она потеряла сознание.

***

– Она в обмороке! Кто-нибудь принесите воду!

Садовник тревожно глядел на бледную девушку. Тут он стукнул себя по лбу и запричитал:

– У меня же распылитель с собой, чёрт его бери! Ничего если я ей на лицо легонько прысну, она вон, какая милая, словно майская роза!

Кони почувствовала, как капельки воды резко намочили ее щеки. Она открыла глаза и привстала. Вокруг было много людей. Все обеспокоено глядели на нее.

– Все в порядке! – громко заявил садовник. – На свежем воздухе, поди голова закружилась!

Кони встала, отряхнула платье и стала оглядываться. Окружающие уже не таращились на нее, а вновь увлеклись растениями.

Кони была в ботаническом саду!

– Вас зовут Констанция?

Кони резко обернулась и увидела перед собой высокого черноволосого юношу.

– Да. – Неуверенно произнесла она.

– Это, наверное, ваше.

Юноша протянул ей дневник.

– Почему вы так решили?

– На нем ваше имя. – Юноша замолчал, но не решался уйти.

Ему хотелось заговорить с Кони, но, не зная, о чем, быстро выпалил:

– Мне кажется, вы должны прочитать, что там написано.

Кони смущённо и недоверчиво поглядела на «принца» и, волнуясь, открыла дневник. На первой странице в самом верху была надпись, словно эпиграф:

«Констанция.

Какое красивое имя.

Я произношу его и вижу, как сквозь колючие тернии шиповника пробирается лесная нимфа, но иглы уже не ранят ее».

Пара слезинок упала на лист, и чернила немного растеклись. Кони дотронулась до щеки, вытерла ее и поглядела на пальцы. Это были настоящие слёзы! Они сулили облегчение и долгожданную свободу.

Кони взглянула на юношу. Тот смотрел на нее и улыбался. Он протянул ей руку, и Кони медленно и неуверенно протянула свою. Его рука была теплой и живой. Она не растворилась, словно морская пена.

Юноша и девушка последовали за другими посетителями ботанического сада, с интересом слушая лекцию садовника об экзотических цветах и растениях.

Кряхтя и отплевываясь от золы, старуха приоткрыла дверцу из древнего трухлявого пня и кубарем скатилась на подмостки, прижимая к груди увесистый продолговатый свёрток.

Она очутилась на сцене заброшенного театра. Какими причудливыми декорациями она была украшена: сцена представляла собой небольшой искусственный городок. А пень, из которого вылезла старуха – сооружение из досок.

Старуха быстро вскочила на ноги и, осматриваясь по сторонам, быстрыми шагами направилась к избе. Только закрыла она за собой дверь, как свёрток зашевелился и даже расплакался. Старуха тут же стала угукать и успокаивать его.

Она положила свёрток на кухонный стол и развернула. В нем, дёргая ножками, лежал полугодовалый младенец, испачканный печной золой. Старуха вымыла ребёнка и сама переоделась. Какой уродливой она оказалась! Ведьме, наверное, было лет двести! Она представляла собой живой труп. Казалось, с нее можно без труда снять кожу, даже не прибегая к ножу!

Дав малышу бутылочку с питьем, она приступила к готовке.

На середине мрачноватой кухни стоял огромный котел. Старуха подожгла огонь и налила в него воды. Когда она закипела, ведьма бросила внутрь моток пряжи, по размерам сравнимый с младенцем, что беззаботно пил молоко из бутылочки.

Старуха что-то бормотала и мешала деревянной палкой пряжу.

Прошёл час. Младенец уснул.

О, ужас! Ведьма коснулась своей иссохшей щеки и с лёгкостью оторвала ее, оголяя скуловую кость! Даже крови почти не было! Наверное, она успела сгнить в мёртвом теле.

Ведьма бросила кусок вырванной кожи в котел с распущенной пряжей.

Она снова накинула капюшон и подошла к спящему младенцу. Маленькой, но острой иглой она проколола ему пяточку, тут же собрала три капельки крови на блюдечко и вылила в котёл. Малыш лишь покуксился во сне и даже не проснулся. Ранка тут же зажила.

Старуха помешивала содержимое котла и все бубнила заклинания.

Прошёл ещё час.

В котле лежала только аккуратно сложенная сухая пряжа.

Ведьма уселась прясть, а ребёнок все спал.

К глубокой ночи она связала куколку. На ее животе осталась торчать ниточка, как пуповина у новорожденных.

Старуха подошла к спящему младенцу и аккуратно перевернула его на животик. Она прислонила «пуповину» куклы к спинке ребёнка, прямо возле лопатки. Ведьма слегка надавила на нее, и тут малыш проснулся и расплакался. Укол иглой был гораздо больнее, но кроха почти не ощутил его, а прикосновение мягкой куклы отозвалось острой болью.