Артем Тихомиров - Русская готика

– Какого странного?

– Да вам, поди, Шведова-то, Ирина-то, говорила.

– О чем?

– А хотя бы про дом. Тут ведь привидения, бывает, водятся. Да!

– И что же они делают?

– А пес их знает… – Старостин закурил. Один из его приятелей уронил здоровенную колоду на землю, не донеся до кузова, и сматерился. – Привидения пугают, воздействуют. А слышали, что дом вот этот то появляется, то исчезает?

– Ну слышала, – признала Наталья.

– В этот год, можно сказать, он спокойный, хотя, кто знает, чем ваша затея закончится. Сам видел… Исчезает временами – словно и не было. Потом появляется на том же месте. Или немного в стороне. Не сидится этой старой развалине на месте. – Старостин ухмылялся, и Наталью это просто бесило. – Вот и бродит и бродит…

– Не говорите ерунды. Дома не ходят.

– Обычные – нет, а этот – ходит.

– Что в нем необычного?

– На нем проклятие… Городские люди не верят в такое, да? Но нам тут лучше знать. Нам приходится жить здесь. Вы знаете его историю, да? О людях, которые пропадали тут сто лет назад, больше ста, если точно.

– Ну, примерно…

Старостин уже не шутил. Неизвестно, пробовал он напугать ее или просто хотел предостеречь от чего-то.

– Они там. – Старик указал на дом. – Все еще где-то там. Я слышал байку, что большевики собирались использовать дом под госпиталь и склад с оружием, но… ни хрена у них не вышло. За одну ночь здесь пропал целый вооруженный караул из десяти человек. И автомобиль их пропал. Искали их долго, даже озеро у берега прощупали, но никаких следов не нашли. Ни единого маленького чертова следа. Кое-кого из местных подозревали, что они в здешних лесах организовали банду и прикончили караульных… Но понятно – ничего все равно не узнали, а потом… Об этом грязном местечке забыли. – Старостин глянул на дом. – Не шутите с этой старой развалиной. Я серьезно… Один раз я заплутал вот прямо здесь. Ну, принял на грудь, день рождения у меня был, пьяный пошел прогуляться вечером. И часов пять ходил вокруг этого холма. Кричу, ору… а звук будто в яму проваливается. Никто меня не слышал. Не будь я под мухой, может, и не вернулся бы. Потом все-таки дом меня отпустил… Я пришел к себе, выпил еще пол-литра браги и отрубился. А чувство, что меня… в общем, как в дерьме свинячьем извалялся. Только не знаю, для чего вам это грязное местечко…

– Это мой муж строит, – ответила Наталья.

– Ага. Деньги вкладываете. Как это называется? Инвестиции… – Старостин рассмеялся. – Да только не туда несколько. Валите отсюда, пока не поздно. Мой совет. От чистого, так сказать, сердца.

– Я учту, – кивнула Наталья. – А что, в этот год… особняк ведет себя не так? Тише, вы сказали?

– Вроде как. Но вы не думайте, что он станет лучше. Не будет этого никогда… Горбатого могила исправит. – Старостин пожал плечами. – А этот или взорвать или сжечь…

– Санек, иди подсоби, хватит базарить! – крикнули ему от машины.

– Да иду, – махнул рукой Старостин. – В общем, глядите. Ничего хорошего вы от него не получите. Местные говорят, что вы просто с мужем два свихнувшихся дурака. Приехали, разворошили осиной гнездо. И ведь если бы попало только вам! А вдруг не только? Кому охота из-за вас пострадать?

– По-моему все это сказки, – ответила Наталья. А про люк он знает? Спросить? – Мы тут чужаки, это я понимаю. Но зачем же городить такой огород? Мы никого не трогаем, у нас все законно. Ничьи интересы мы не ущемляем.

– Нет, не понимаете вы. – Старостин махнул рукой, отвернулся и пошел к своим приятелям, намекая, что больше не намерен продолжать разговор. Наталья поглядела ему в спину со злостью. Все говорят одно и то же: строительство надо прекратить… Но разве сама Наталья против? С самого начала она протестовала против их семейного дела. Лично ей этот особняк ни к чему. Ее не прельщала перспектива стать новой дворянкой и даже пытаться приблизиться к чуждым стандартам. Муж говорит о семье, но подразумевает под этим совсем другое. Здесь на первый план выступает его честолюбие, оно правит бал, оно вынесено на знамя в новом походе к новым высотам карьеры… Вся жизнь Барышева – карьера. Давным-давно не существует на свете того человека, которого Наталья любила в первые годы замужества. Виктора словно подменили кем-то другим. Сегодня она несколько раз говорила с ним по телефону и не могла избавиться от чувства, что на другом конце линии с ней беседует чужак. Если соединить все, что Наталья успела узнать за эти дни, проанализировать все факты и повороты «сюжета» этой странной истории, картина складывалась тревожная.

Ни у кого нет четкого понимания происходящего. И у самого Барышева тоже. Он действует, словно запрограммированный, движимый слепым желанием добиться своего… Хорошо, предположим, тут виноват дом, подумала Наталья. Тогда придется допустить мысль, что старая развалина в самом деле управляет ее мужем. «Ничего себе вывод! Впору самой отправляться к заботливым психиатрами. Даже если с этим домой связано что-то плохое, если даже там умерло большое количество людей, то разве дом от этого становится личностью? Может ли он что-то осознавать? »

Продолжать строительство означает напитывать особняк жизнью, вкачивать в него энергию работающих здесь людей, всех – и Барышева, и Олега, и ее… всех без исключения. Они оказались связаны невидимыми узами, которые не так просто разорвать. Наталья ощущала себя частью какого-то непонятного заговора, в котором не было ни организаторов, ни цели. Это случило потому, что случилось. Судьба распорядилась так, и задавать вопросы не имеет смысла.

Наталья стояла перед фасадом особняка, прислушиваясь к назойливым песням комаров, вьющихся у ее головы.

Что-то должно произойти. Вопрос напрашивался сам собой: чего хочет особняк? Если принять версию, что это не просто груда строительного хлама, то что ему нужно? По словам Олега – кости и мясо, кровь. Жертвы… Дому-чудовищу необходима жертва. Человеческая кровь. Может быть, этого только и не хватает ему, чтобы расправить плечи. Дому нужна смерть. В девяносто пятом году, когда умерли женщина и две девочки, все прекратилось. А что будет сейчас?

Наталья обошла сложенный штабелем брус, фанеру и утеплитель. В коробках, поставленных в холле, были краски, растворители, ацетон. В воздухе витал слабый запах химии. В углу Наталья заметила две канистры с бензином.

Она остановилась у парадного входа, испытывая почти паническое ощущение, что сейчас кто-то набросится на нее из-за угла.

Если это особняк, а не ее воображение, то он, конечно, следит за тем, что она будет делать. Если старая развалина обладает каким-то разумом, тем, что лежит за пределами привычного мира, она, возможно, читает человеческие мысли…