Артем Тихомиров - Запруда

Царев старается предупредить Валю. «Обернись!» Это не возымело эффекта. Тогда он обращается к призраку.

– Бери меня. Я решил. Пусть никто из них…

Голос русалки вибрирует. Царев видит ее разинутый рот, полный гнили, и бледную кожу лица, отдающую рыбой.

– Твой выбор неверен, – говорит призрак, но это не слова, это дрожащее эхо, которое рождается под сводами сырых подземных пещер. Царева обнимает черными крыльями ледяной ужас. Ощущение, что с него крюками снимают кожу, полосу за полосой. Пахнет кровью.

– Почему мой выбор не верен? – спрашивает он.

– Потому что ты сделал его пять дней назад.

Царев хочет отвернуться от ее лица, заполняющего все поле зрения.

– Я оплакиваю тебя. Я знаю. Но теперь ты свободен от смерти.

Царев на миг слепнет, потом перед его глазами проносится обескураженное лицо сына. Воспоминания возвращаются, неся с собой океан мглы, в котором Царев барахтается без надежды на спасение. Он захлебывается, машет руками и тонет.

Царев вышел из клиники и сел в машину. Закурил, спокойный, словно утес. Кажется, уже ничто не может его взволновать. После того, что он узнал. Слабость, нервное напряжение, депрессия, головные боли, стрельба в висках и проблемы со зрением. Все одно к одному. Полчаса назад врач сообщил ему, отрабатывая свой гонорар, что у Царева неоперабельная опухоль мозга. «Она слишком глубоко сидит, – сказал специалист, – слишком глубоко и… метастазы. Везде. В легких, в печени. Если честно, вам осталось не больше полутора месяцев. Когда закончится ремиссия, то…» Дальше можно было не продолжать. Царев не дурак, понимает. Диагноз-приговор, ставящий жирный крест на всем, буквально на всем.

Сидя в машине на стоянке, роняя пепел на колени, он расплакался.

– Ваши провалы в памяти напрямую связаны с опухолью. Она повредила определенные участки мозга. Органические изменения в скором времени могут вызвать полную амнезию, – произнес врач, за спиной которого на стене висели дипломы и грамоты. – Вам надо быть готовым ко всему. Поговорить с женой. С сыном. Он поймет.

– Поймет?

– Вы сказали, ему одиннадцать. В этом возрасте дети крепче, чем мы считаем.

Царев не понимал, что происходит. Его чувство реальности рухнуло. Врач долго что-то говорил. Предлагал место в хосписе, рассказывал о том, какое там хорошее лечение, как много больных ушло в мир иной без боли, осознавая, что умирают не в одиночестве.

Царев отказался ото всего, что предлагал врач. Он поблагодарил и вышел из залитого солнцем кабинета в коридор. Путь от двери до автостоянки выпал у него из памяти.

Очаговая амнезия. Опухоль пожирает его мозг.

Он устал. Царев понял, что наступил предел. Если бы раньше… если бы раньше… если бы раньше… А что толку? Раньше он получил бы месяцы тяжелой болезни, химиотерапию, дикие боли, ужас от медленного распада.

Валя не стала бы за ним ухаживать. Царев был в этом уверен. Жена будет рада избавиться от этого балласта. Возьмет себе все их накопления и даже сама устроится на работу, как только все останется позади. Для нее начнется новая жизнь.

Царев ненавидел ее за то, что она здорова.

Поглядев на сигарету, докурил ее до конца и повернул ключ зажигания. Выезжая со стоянки, он чувствовал нарастающее давление в черепе, горячую острую боль, ломоту в висках. Периферическое зрение то сужалось, то возвращалось в норму. Скоро закончится ремиссия – и ему крышка.

Через полчаса Царев очнулся на другой стоянке, возле большого магазина. Ему показалось, что он уснул. А как же иначе? Такая усталость, словно он бревна таскал…

О диагнозе Царев узнал в прошлый четверг. Кусок воспоминаний стерся через некоторое время после того, тем же днем. В пятницу, испытывая знакомое давление депрессии, он поехал к Лошкареву на дачу. Вот и объяснение тоске и чувству крайне уязвимости.

Он умирал и даже не помнил этого.

Мысль пройтись по лесу появилась именно на этом фоне. У Царева была потребность побыть в одиночестве, на время отгородиться от всего мира. Поставить заслон на пути текущих в никуда эмоций. Внутри своей головы он построил собственную запруду, тут же наполнившуюся безумием и страхом.

Царев понимал, что призрак до сих пор держит его за руку. Просто так ему не уйти.

– Я высосу твою смерть, но взамен ты должен привести мне кого-то из твоей семьи, – произнесло существо. – Выбирай. Женщину или ребенка… Того, кого ты больше любишь.

Царев чувствует тошноту, ему холодно.

– Я выбрал, – сказал он тогда, впервые, когда призрак предложил ему. – Я выбрал. Я хочу жить…

Да, он сделал выбор, но забыл об этом. Всю неделю он мучился несуществующей дилеммой. Опухоль, исказившая его разум, сыграла с ним злую шутку. Он хотел жить. И тот Царев, который не был болен, никогда бы не дал такого ответа на вопрос. Но тогда говорил другой – потрясенное сознанием собственной беспомощности существо.

Призрак не возьмет его. Царев понял это. Воспоминания со всей ясностью вернулись к нему. Русалка выла и кричала, и он не мог бы описать этот звук словами. Скорбь и безмерная тоска были в ее траурной песне.

Призрак протянул руку и коснулся головы Царева. Тот стал падать, цепляясь за сосновый ствол. Под пальцами и ладонью зашелестели, отлетая, тоненькие чешуйки коры.

Русалка положила обе руки мальчику на плечи. Его тело дернулось. Царев упал, видя, как обнаженная женщина с двумя косами, несет ребенка в воду. Погружается в нее больше и больше.

Царев не помнил, где потерял обувь жены. Туфли слетели с ее ног уже давно. Голые пятки волочились по земле, покрытой хвоей, ноги, искусанные комарами, вздрагивали. Царев остановился. Утер пот со лба, посмотрел по сторонам. Теперь-то он не заблудится. Дорогу он знает хорошо. Вот что значит практика.

Он наклонился и проверил, очнулась Валя или нет. Нет. Все тот же взгляд из-под полуприкрытых век, словно у мертвой. Но она жива, в том-то и дело. Она видела призрака запруды, она кричала, кричала и кричала, пока не погрузилась в это сумеречное состояние. Тело расслаблено, никакой реакции на внешние раздражители. Но пульс есть. Самое главное, что пульс есть и сердце бьется. Валя придет в себя, как только окажется в спокойной домашней обстановке.

Царев не испытывал по этому поводу никаких сомнений.

Пришлось попотеть. Он тащил жену через лес, держа за подмышки. Поглядев на ее искусанный лоб, он подумал, что темные очки тоже потерялись. Не беда. Такие мелочи не должны его интересовать. А что главное? Главное то, что теперь им нужен новый ребенок. Для новой спокойно жизни, в которой они забудут о своих разногласиях. Беды сплачивают семью, разве нет? И насчет этого у него тоже не было сомнений…

Проблема с новым сыном решается просто, только не надо терять времени. Не надо, ни в коем случае. А вдруг опухоль вернется? Нельзя так рисковать?