Анна Рудианова - ПяТнА

Волнение растёт с каждым часом, потраченным вхолостую на камышистом берегу Охты. Но ни я, ни Машка не смеем пересечь мост.

У рыбака под плащом отчётливо топорщится дуло автомата. А Григорий говорит обо всем, кроме происходящего за гранью.

Я верю в Капитана. У него за спиной послужной список длинною в “Войну и Мир” и несколько горячих точек. Правда, кадеты мы у него первые. И Евгений Филиппович говорит, что с нами управиться сложнее, чем с термоядерной реакцией.

А на Изнанке всего лишь другой мир, вряд ли что-то сможет остановить его, если он идёт к цели.

Вернётся назад он уже без Кракена. И без тела.

А мы не станем ни о чём спрашивать.

В комнате горит свет. Одинокая лампочка, та самая которая «Ильича», с трудом освещает пространство. Её сил не хватает, хотя я купила самую яркую, что нашла в магазине. Свет ложится на тахту, приютившуюся в одном углу комнаты, низкий столик, компьютер у балкона и плед вместо стула возле него, на древний шкаф во всю стену из запасов советской бабушки, в нём дверь открывается на себя и отсутствуют ручки и половина стёкол. Мы перевозили этот сервант с таким геморроем, что следующая моя мебель будет исключительно мягкой, а ещё лучше надувной. Зуйко поклялся повесить меня на одной из створок шкафа. А Каримова не успокоили даже три бутылки пива. В тёмном углу комнаты прячутся пакеты с обувью и стопками книг. Пол закрыт прибитым к нему баннером с рекламой Nokia.

Я валяюсь, развалившись в кресле и свесив ноги через подлокотник. У меня трояк по высокоточным системам наведения, их расчёту и проектированию в реальной среде. Это маленький праздник.

Пересдачу совместили с консультацией психолога. Поэтому могу сказать точно: я не сошла с ума. Всё происходящее в рамках допустимого. Доктор Дальневосточная даже похвалила меня за отсутствие истерики и адекватный подход к общению с тем, с чем общаться запрещено правилами.

Какими стараниями Капитан выбил для меня пересдачу на следующий же день – думать страшно. И теперь я должна ему, как минимум, одну почку. Вторую почку готова отдать за планёрку, обещанную начальством. Так что, лишившись заочно лишних органов, сегодня позволяю себе валять дурака.

Единорог спрятан в шкатулку и задвинут под кресло. Слишком много слов от него влезает в мою бедную голову. Я перестаю слышать свои собственные мысли, когда его ржание заполняет воздух вокруг.

На карте Санкт-Петербурга отмечены шесть точек – расположение наших квартир в пригороде. Они составляют почти идеальный полукруг диаметром в десять километров с центром в рукаве реки Охты, левого притока белокаменной Невы. Уже несколько часов размышляю на тему: «Кто остальные?» Ведь периметр должен быть замкнут. Как много нас, людей с голосами в голове, которым запрещено рассказывать об этом?

Планёрка назначена только на завтра. Я всей своей любознательностью чувствую, что не доживу.

Звонок телефона отрывает от занимательных размышлений.

– Ржавая, через сорок минут будем у тебя! Готовь пиво, а с нас закусь! – орёт Александр Мир в трубку.

– Сегодня дворец закрыт для посещений, – отвечаю грубо и резко. Для полного счастья мне не хватает толпы гостей и спонтанного бухача.

– Мари сказала, что у тебя вчера охота была удачная. Надо отметить твоего первого! – гундосят из сотового.

В чем дело? А как же подписка о неразглашении? Будем пить и разглашать? Мне, наконец, объяснят, что происходит?

И даже поесть принесут? И это будет не пшёнка? И Машка не против? Так это же двойной праздника! Бегу и лапти сверкают.

– Только ненадолго, у нас завтра планёрка, – ломаюсь я скорее для галочки. А то потом не выгонишь их. К слову, Мир всё равно бы пришёл и друзей, зараза, привёл. Он у нас отказов не принимает. Если решил, что пати сегодня у бати, то бате лучше согласиться. Сопротивление бесполезно. Да и не могу я отказать самому красивому парню в нашей группе.

Неохотно отрываю задницу от кресла… а нет, не отрываю. Тыркаю пару кнопок в телефоне, заказывая пиво с доставкой на дом. Параллельно нахожу три промокода и стоимость продуктов скатывается до сотни рублей. И это за шесть банок Ленинградского светлого! Плевать, что моча, главное – дёшево!

Пиво приезжает одновременно с весёлой компанией. Зуйко, Пятницкий, Мир, и Саанов дезинфицируют руки и развешивают куртки по вешалкам.

Закусоном, конечно же, оказываются наши внеплановые пайки. Две штуки. Зуйко попросили доставить, Мир вызвался помочь и вот они все здесь. Ах ты ж дружок-пирожок, сволочь языкастая, умеет одногруппник примазаться к бесплатному хавчику!

Но разворачивать копыта поздно, комната битком набита халявщиками.

Смех, разговоры, шёпот, шуточки. Мир разглагольствует, Пятницкий шарится по моим полкам, Саанов уткнулся в карту с россыпью точек, Зуйко деловито разбирает пакеты…

Машка надулась и сидит в уголке. Её не трогают. Она у меня не любитель тус и вечеринок, больше музеи предпочитает. Конечно, там экспонаты молчаливые, не что наши одногруппники. Машка нудная и породистая, ей тяжело реагировать позитивно на глупые выходки окружающих. Зато на неё всегда можно положиться. Хотя у нас вся группа надёжная.

Например, Степан Игоревич Зуйко – наш старший в группе, что-то вроде старосты, настолько ответственный, что может позвонить среди ночи и продиктовать домашку или план доклада на семинар через неделю. По собственной инициативе и по доброте душевной. Особенно он любит это делать ночью, когда сам не может уснуть. Зуйко профессионально разливает пиво по чашкам и передаёт через остальным.

Александр Мир агитирует пойти в ночной клуб. Мы отказываемся. Но он наберёт себе сообщников и опять устроит где-нибудь местечковый Апокалипсис. С ним никогда не соскучишься, но частенько от него хочется отдохнуть. Сегодня на его декламации ведётся Дмитрий Пятницкий.

Варю на всех макароны и закидываю туда банку тушёнки. Как начать разговор о том, о чём говорить нельзя?

– Белоснежка, а какого цвета у тебя трусы? – совершенно невинно интересуюсь, передавая Саанову тарелку.

Общий гвалт зависает на паузе, а Саанов хлопает на меня большими карими глазами. У парня ресницы в три раза длиннее моих, а радужка настолько глубокого карего оттенка, что в ней видятся прожилки древесной коры. Короче, дуб дубом он.

– Слышь, девушка интересуется, колись, азер! – слышится одинокий смех Пятницкого.

– Я чистокровный армянин! – автоматически оскорбляется Тагир. У него пунктик на расовой принадлежности. А парни жмут на больное, доводя до скандала. Один раз даже в больницу после драки загремели. Неудивительно, что он сцепился со скинхедами.