Игорь Родин - В логове бера

На следующее утро он проснулся в хорошем настроении. Несмотря на легкую головную боль (последствие экспресс-изучения языка), он решил не терять зря времени и отправиться изучать русскую жизнь «в натуре». Пол помнил, что это сочетание слов часто повторял один из охранников гостиницы, и ему нравилось их открытое, даже можно сказать художественное звучание.

Везде чувствовалось предновогоднее настроение – как-никак 31 декабря. Народу везде была уйма: каждый торопился, как водится, в последний момент, купить подарки для своих родных и близких. Если же учитывать, что в России в их число входят не только жены, дети, мужья, тещи и прочие родственники, но и друзья, приятели, знакомые, коллеги, партнеры, сослуживцы, начальники, подчиненные, домработницы, секретарши, бухгалтеры, учителя, врачи, работники РЭУ и множество других нужных в обиходе людей, то становилось понятным, почему улицы вдруг приобрели такой вид, словно вот-вот должно было начаться Вавилонское столпотворение. «Вот еще тоже странный русский обычай, – отметил про себя Пол, – дарить подарки не к Рождеству, как во всех нормальных странах, а именно к Новому году. Черт знает что. Наверное, еще от язычества осталось… Впрочем, это даже лучше, – отметил Пол через некоторое время, – живой речи можно наслушаться на год вперед».

Он побывал на экскурсии по городу, сходил на Арбат, купил у тамошних торговцев матрешку, балалайку и шапку-ушанку, посмотрел в Кремле на Царь-пушку и Царь-колокол, постоял у мавзолея и поглазел на Собор Василия Блаженного. При этом на экскурсии по городу выяснилось, что ведет ее бывшая спортсменка-лыжница, которая вместо того, чтобы показывать достопримечательности, все время норовила завернуть в какие-нибудь магазины, где продаются самые лучшие товары и уж конечно намного дешевле, чем во всех других местах (еще бы, новогодние распродажи!). Досконально изучив все эти фокусы еще в арабских и иных странах, Пол не поддался на провокацию и не купил ничего. Правда, потом он пожалел об этом, потому что пока он глазел на Царь-Пушку, каких-то два молодых человека приятной наружности у него из кармана прямо-таки виртуозно сперли все наличные. Нагруженный матрешками, балалайкой да еще в шапке-ушанке, которая постоянно норовила сползти на глаза, Пол был не в состоянии преследовать похитителей. Поискав глазами полицейского, Пол хотел было к нему обратиться, но внезапно понял, насколько это будет нелепо. Он, Пол Тейлор, секретный суперагент, рыцарь Ордена Иерархии, дважды награжденный за особые заслуги, – и вдруг обращается к полицейскому из-за того, что два подростка украли у него из кармана деньги. «Мало ли, – убеждал он себя, – может, им подарки купить не на что». Окончательно решив, что он выше этого, Пол вышел из Спасских ворот Кремля и остановился между собором Василия Блаженного и мавзолеем. Тут же подоспевший благообразный старичок предложил Полу снять его на фоне сих достопримечательностей. Пол снял с шеи свой «Никон» и отошел на приличное расстояние, чтобы в кадр вместилось как можно больше этих красот. Когда он обернулся, старичка уже и след простыл. Растворился в толпе, как лодка в тумане.

Когда Пол вернулся в гостиницу, он был чрезвычайно зол. И не просто зол. Можно сказать, он был взбешен. Однако помня о том, что еще Конфуций определил, что «человек высоких помыслов» отличается от «человека низких помыслов» тем, что предъявляет требования к себе, а не к окружающим, Пол попытался успокоиться. Видимо, он слишком рано вышел «в люди», не изучив досконально образ мыслей и обычаи местного населения. Поужинав в ресторане гостиницы, где он сидел один за столиком, мрачно глядя в висящий на стене телевизор, по которому передавали традиционную новогоднюю русскую комедию «С легким паром», Пол поднялся в номер и лег спать.

Следующие три дня Пол Тэйлор провел в заточении. Достав список, заботливо составленный для него студентами на бланке с надписью «Накладная», он заказал в номер книги и видео.

Книги привели его в уныние. Несмотря на великолепный русский язык, образцам стиля которого позавидовал бы любой английский автор (если бы, конечно, писал по-русски), Пол почти ничего в них не понял. Тургенев писал красиво и умно, но при этом о каких-то людях, которых в реальности не существует. Его непомерно впечатлительные девушки поминутно краснели, охали и чуть что падали в обморок. Лермонтов был эгоистичен, мрачен и, судя по всему, просто одержим идеей демонизма. Толстой оказался до невозможности назидателен и многословен. Особенно же он, сделал для себя вывод Пол, увлекался батальными сценами, в которых ровным счетом ни черта не понимал. Чехов показался Полу Тейлору и вовсе каким-то мизантропом, человеконенавистником, паталогоанатомом, только что вылезшим из прозекторской. Особенно же его поразил роман некоего Достоевского, в котором не совсем нормальный молодой человек ни с того ни с сего вдруг решил убить старушку – мол, она вошь, и жить ей не стоит. Прикончив же старушку, он долго мучился, ходил на допросы к какому-то полусумасшедшему следователю, вступал в странные отношения с истеричными барышнями сомнительного поведения. В результате, вместо того, чтобы скрыться с деньгами, полученными от другого сумасшедшего, который застрелился оттого, что ему опостылела жизнь, неожиданно пошел куда-то на площадь и признался в убийстве. Да, такого бреда Пол еще в жизни не читал. Он, конечно, изучал в университете литературу, даже читал некоторые произведения русских авторов в дайджестах, то есть кратких пересказах, знал понаслышке, что русская литература великая, но такого он и представить не мог. Впечатление было ужасное. Не спас положения даже Пушкин, который понравился Полу больше остальных.

Отшвырнув все эти книги и признав, что образ мыслей аборигенов для него не стал яснее ни на йоту, Пол принялся за видео. Он добросовестно отсмотрел сагу о похождениях бравого штандартенфюрера СС Штирлица в тылу врага, сериал о плохом опере Жеглове и хорошем опере Шарапове, повесть о нелепой жизни некоего Бузыкина, в которой фигурировал абсолютно ни во что не въезжающий придурок-иностранец, какую-то деревенскую историю о любовном треугольнике, в центре которого стоял тот же тип, что играл Штирлица, буффонаду о бароне Мюнхгаузене, клоунаду о каком-то Костике, жившем у Покровских ворот с соседями, у которых были странные фамилии – Хоботов и Велюров…

В конечном итоге в голове Пола все окончательно смешалось. Ему хотелось лишь одного – чтобы все это как можно быстрее закончилось.

Так что официант подоспел как нельзя кстати. Он отвлек Пола от этого трехдневного безумия. Позвонив дежурному, Пол вызвал горничную, чтобы убралась в номере. Проследив за женщиной, чтобы не дай бог, не нашла чего ненужного, он щедро наградил ее чаевыми и выпроводил восвояси.