Ольга Морозова - Нереальные истории

Мы прошли через зал, там я увидел Марту. Она сидела на диване и вытирала платочком глаза. Она выглядела очень расстроенной. Когда я проходил мимо нее, она посмотрела на меня, я ожидал увидеть торжество в ее взгляде, но вместо этого увидел неподдельный ужас и страх. Я в очередной раз был поражен ее способностью к перевоплощению. В ней явно пропала великая актриса. Даже здесь, где никто не обращает внимания на взгляды, она играет!

Дальше все закрутилось очень быстро. Мне предъявили обвинение в двойном убийстве. Девушка оказалась беременна, ребенка тоже приписали мне, хотя это и могло оказаться правдой. Дело получило очень широкую огласку. Нарастало общественное недовольство. Все представили так, как будто я напился, взял пистолет и пошел в сад пострелять ворон, там я увидел свет в домике для гостей, зашел туда и застал там свою любовницу и шофера голыми в постели. Я пришел в ярость от ревности и убил обоих, так как был отличным стрелком даже пьяным.

Жена моя подтвердила, что в тот день я пришел навеселе и дома выпил еще виски. Моя связь с горничной оказывается, не была секретом ни для кого. С шофером ее тоже видели неоднократно кокетничавшей. Пистолет лежал около постели, на нем были мои отпечатки пальцев. Вина была доказана полностью, и сомнений не было ни у кого. Я не мог рассказать свой сон, меня бы сочли сумасшедшим. Мои адвокаты не смогли ничего для меня сделать, все газеты бросились обвинять богатого лоботряса, который вообразил себя бог знает кем, и думает, что все ему сойдет с рук. Тройное убийство каралось смертной казнью, и меня приговорили.

После суда я очутился в камере смертников. Адвокаты подавали апелляцию за апелляцией, и приговор удалось немного отсрочить. Это и дало мне необходимое время. Приговор отсрочили на три года, пока в высших инстанциях шли разбирательства, меня перевели в отделение для особо опасных преступников. Теперь у меня в камере был сосед, один раз в день я гулял в тюремном дворе и мог видеть других заключенных. Они относились ко мне настороженно, я был не из их среды. Надо отметить, что не все здесь были убийцами. Некоторые отбывали свой срок за разбой, за изнасилование и другие менее тяжкие преступления. Я присматривался к ним, они ко мне. Пока адвокаты воевали за мою жизнь, я пребывал в относительном покое. Марта распоряжалась моими деньгами, но это не сильно меня беспокоило.

Я лелеял мысль, что рано или поздно я выйду на свободу и отомщу ей за все, что она со мной сделала. В конце концов, я не исключал возможность побега. Во всяком случае, пока я жив, думаю, Марта не спала спокойно. Я представлял, как мои руки сомкнутся на ее горле, как она будет извиваться, потом захрипит, задергается и испустит дух. Я ненавидел ее всеми фибрами моей души. По ночам я кричал и бился в истерике, так, что мой напарник по камере попросил изолировать меня от него, потому что боялся спать со мной рядом. Он говорил, что по ночам я брожу по камере от стены к стене и кричу не своим голосом какие-то проклятья.

В первый год пребывания в тюремных стенах я еще был спокоен, адвокаты обнадеживали меня, что дело движется. На втором году я начал понимать, что добиться даже пожизненного заключения будет труднее, чем мне представлялось вначале. Нервы мои начали сдавать. У меня испортился характер. Я устраивал истерики охране, бросался на решетки, пару раз чуть не задушил во сне сокамерника. Меня прозвали Психом. К середине третьего года отсрочки я окончательно упал духом. Я видел, что адвокаты потеряли ко мне интерес, и даже память о моем отце не могла их расшевелить.

Все чаще я мог видеть пессимизм в их глазах, они перестали верить. Их визиты теперь были просто формальностью, обо мне начали забывать, отсрочка подходила к концу, все отвернулись от меня. Тем более, что деньгами теперь распоряжалась Марта, а она не собиралась меня спасать. Ей было выгодно как можно скорее отправить меня в мир иной и спокойно почивать на лаврах. Друзья, которые платили адвокатам устали и разуверились. Я никому не был нужен. Это все сводило меня с ума. Но сделать я ничего не мог, и поэтому то впадал в депрессию на целые недели, то в истерическое веселье в предчувствии скорого конца. Потом я узнал, что высшие инстанции оставили приговор без изменения, и мне был назначен день казни.

За два месяца до этого к нам посадили новенького. Это был молодой парень 21 года. Он был англичанином, но из плохой семьи. Родители его были простые рабочие, и он не отличался хорошими манерами. Он был очень хорош собой. Мы невзлюбили друг друга с первого взгляда. Он постоянно пытался меня задеть, побольнее ужалить, я не оставался в долгу, мы даже подрались с ним пару раз. Его бесило, что такой как я мог поднять руку на простых людей, коих я видимо считал своей собственностью. Он тоже был шофером, и мои слуги естественно, были ему ближе и роднее, чем я. Его срок был 7 лет. Сидел он, кажется, за разбой, или ограбление, точно не помню, мне это было не так важно. Но, как оказалось впоследствии, этому парню предстояло сыграть роковую роль в моей судьбе. Его привлекательная внешность и профессия сыграли с ним злую шутку, очень злую шутку. Я до сих пор виню себя за это, хотя он и не был мне симпатичен. Но в конечном итоге, мы не властны над своей судьбой. Думаю, с ним так обошлось провидение, за какие-то мне неизвестные грехи, а может, просто вышел его срок.

Когда до дня казни оставалось 2 недели, меня перевели в одиночку. Я немного успокоился, даже смирился. Вспоминая, как я смог увидеть Марту, я понял, что дух не ведает смерти, и рисовал картины мести Марте после кончины. Я представлял, как буду пугать ее по ночам, как замучаю кошмарами, как сведу с ума, и она закончит свои дни в сумасшедшем доме. Но что делать дальше бесплотному духу, когда месть будет осуществлена, я, увы, не знал.

Я никогда не задумывался о существовании высших сил. Мне было все равно. Не могу сказать, что я не верил, но и фанатично верующим себя назвать не могу. Я не поводил в молитвах ночи напролет и не сверял каждый свой шаг со звездами. Я вообще очень мало задумывался о жизни. Я шел по проторенной колее, которая сама вела меня куда-то, а куда – мне было безразлично. Я никому не делал зла, но и добро от меня вряд ли кто-то видел. Этакая амеба в человеческом обличье, колыхающаяся в пределах доступной ей территории. Я начал понимать это в тюрьме. До сих пор не могу понять, почему провидение одарило меня этим странным даром – выходить из тела.? Чем я заслужил его? Ответа на этот вопрос нет. Наверное, оно хотело показать, что не выбирает ни лучших, ни достойных, оно бесстрастно, и выбор может пасть на любого. Перед его лицом все равны, и не нам судить о деяниях и подарках высших сил. Сидя в одиночке, я много думал об этом. Я почти забыл, что я жив. Эта жизнь, ввиду приближения смерти, уже не интересовала меня. От священника я отказался, и пребывал в камере один на один со своими мыслями.