Даниил Азаров - И будет тьма

Старик вернулся к столу, налил себе еще, залпом выпил. Яркая вспышка памяти больно резанула по глазам, и он, шатаясь, ухватился за край стола.

Два пылающих города. Его дети, пикирующие хищными птицами, низвергали его пылающую благодать. Где-то там, внизу, скрылся своенравный Денница. Глупые люди укрыли его от гневного взора Отца. Они все поплатились за это.

И в том огне родился Люцифер.

Мы все совершаем ошибки. И расплата за них может быть очень жестокой.

Глаза горели от слез.

Почти наощупь он добрался до кресла и тяжело опустился, схватившись дрожащими руками за массивные подлокотники.

Он изменился, а с ним менялся созданный им мир. Его гнев, нерешительность, сомнения – все отражалось в его творении. Иногда обычным наводнением, иногда и многолетней войной. Даже сейчас он чувствовал, как от злости и слез приходят в движение вековые равнинные плиты, стирая с лица земли очередную небольшую деревушку. И как его дети равнодушно смотрят на это – "Папе снова грустно, бывает".

И тогда он понял, что ему нужно написать. Он взял новый лист, изрядно погрызенную ручку и склонился под светом настольной лампы.

Потом отстранился, посмотрел на результат, перечитал и остался доволен. Да, это именно то, что он хотел.

Он отложил лист на середину стола, придавил сверху ручкой. Затем взял полупустую бутылку и запрокинув голову, отхлебнул прямо из горла.

Петля была там, где он ее создал. Мерно покачиваясь, висела над самым креслом. Не сводя с нее глаз, сделал еще глоток, отшвырнул бутылку куда-то в глубь комнаты.

Он забрался на кресло, на всякий случай подергал веревку, берущую начало прямо из темных досок лакированного потолка. Удовлетворившись результатом, просунул голову и затянул петлю у основания шеи. Окинул прощальным взглядом свой кабинет, темнеющие стеллажи книг, высокий деревянный глобус у дальней стены, свой любимый стол, с лежащим посередине одиноким листом бумаги… и резко оттолкнул кресло ногами.

Оно с грохотом упало, ноги задергались в бессознательной попытке найти точку опоры. Старик в петле захрипел, вскинул руки, ухватился за веревку, нечеловеческим усилием подтянул свое тело вверх. И резко отпустил.

Раздался звонкий, почти мелодичный, хруст. Его тело обмякло, безжизненно повисло в петле.

Но звук этот не угас, а стал только громче. Теперь вокруг словно трескались мириады хрустальных бокалов. По одной из стен протянулась зигзагом глубокая трещина, побежала по потолку и замерла возле висящего тела. Стоявший по правую сторону книжный шкаф затрещал и взорвался сотнями хранящихся в нем книг. Вся комната заходила ходуном. В огромную, обитую железом дверь кабинета кто-то неистово бил кулаком. Вторая трещина заструилась по потолку, змеей пробираясь к висящему телу старика. Остальные шкафы тоже начали один за другим с треском взрываться, усеивая толстый ковер клочками разорванных страниц. Хрустальный звон перешел в крещендо и безумным вихрем гулял по комнате, разрушая все вокруг. Казалось, весь кабинет уже был покрыт паутиной трещин, центром которой было висевшее под потолком тело мертвого бога.

Затем все внезапно замерло, звук пропал и по кабинету прокатилась волна невидимого жара. Все, до чего она касалась, пузырилось, вздувалось распухшими черными волдырями и лопалось, обнажая обугленные внутренности.

Через несколько секунд в кабинете не осталось ничего, что напоминало бы о его прежнем владельце. Только покачивающееся в петле тело и чудом уцелевший стол рядом.

И на середине стола, ярким белым пятном, средь черного безмолвия, лежал прямоугольный лист бумаги, придавленный черной ручкой с изжеванным колпачком.

Простите меня, дети мои. Ибо я согрешил.

Генерал склонился над светло-голубой голографической картой, внимательно изучая наложенные поверх, постоянно меняющиеся, столбики цифр. На севере располагалось схематическое подножие горы, а всю основную площадь занимала гигантская равнина, усеянная укреп-зонами.

– Сколько еще? отрывисто спросил он, не отрываясь.

Один из адъютантов сверился с чем-то на своем планшетном компьютере.

– По последним разведданным, всадники появятся через две с половиной минуты.

Тяжело вздохнув, генерал обвел взглядом штабной бункер. Десятки операторов следили с управляемых дронов за предстоящим полем боя и передавали картинку в реальном времени на мониторы над картой и сидящим рядом аналитикам. Те, в свою очередь, прогнозировали вероятные места появления противника, его возможную стратегию, вносили свои корректировки в передвижения войск.

То есть так должно быть, когда все начнется. Сейчас пока все они замерли в ожидании первого приказа.

Еще две с половиной минуты.

Отдельно обособилась команда аэрокосмических войск. Их удар будет первым. Если повезет, то и последним. Но все понимали, что это очень маловероятно.

Еще несколько генералов с помощниками стояли по разные стороны огромного стола с голограммой. ВВС, ВМС, спецподразделения, просто пехота и еще кто-то, чьих лычек он не узнавал. Возможно, наспех сформированные "сверхсекретные" подразделения. Не суть важно. Они представляли сейчас всю армию мира. Лица присутствующих выражали крайнее напряжение, смешанное с невероятной усталостью. Неизвестно, как они держались еще на ногах, если бы не маленький медицинский столик с транквилизаторами и полевыми капельницами, стоявший у массивных входных дверей.

Чудовищная военная машина, которая умудрилась сплотиться в максимально короткие сроки, без лишних препон и недоразумений. Но и повод для того был достойный.

Среди засилья черно-болотной военной формы, ярким пятном, выделялся только один человек. На нем был перламутровый белый костюм, темно синий галстук и ботинки ему в тон. На поясе висела, такая нелепая в данной обстановке, перевязь с черным резным эфесом длинной рапиры. Короткий ежик таких же белых волос, смотрелся немного странно на смуглом и скуластом лице. Впрочем, не страннее небольших ветвистых черных рогов, берущих начало где-то в районе затылка и опоясывающих голову почти до висков. Когда генерал увидел их в первый раз, они очень напомнили ему своеобразную корону. О чем он, с армейской прямолинейностью, не преминул сообщить их владельцу. И точно с такой же безапелляционностью заявил, что не собирается называть его ни Люцифером, ни Сатаной, ни Князем Тьмы. На что тот лишь коротко кивнул.

– Адам, вас устроит?

Немного помешкав, генерал все же пожал протянутую руку.

Так же просто и без затей, Адам (или Люцифер, или Князь Тьмы, как вам угодно) объяснил свое появление на самом первом военном совете, посвященном надвигающемуся апокалипсису.