Николай Ободников - Чертовидцы, или Кошмары Брянской области

– Что ты задумал? – Балда так разнервничался, что даже волосатые ладони защипали от пота. – Я же сейчас выиграю. Р-раз – и победа в чум!

В зеленоватых бусинках глаз Боягуза отразился суеверный страх.

– А вдруг… а вдруг он уже их выпил… а мы не видим?!

Калач склонил голову вбок, но так ничего и не узрел. Два бокала всё еще содержали в себе полный объем «Злата Польши».

– Он не может быть шайтаном, чел.

Булат между тем поймал ртом остатки пены и рыгнул, выдохнув пары хмеля. Первая готова.

– Сушило-то как. Не боитесь, рогатые, обгоню. – И он, как ни в чём не бывало, накрыл освободившимся бокалом из-под пива последнюю рюмку Балды, взяв ее таким образом в стеклянный плен.

– Э… А что это?.. – не понял рыжий чёрт. Он потянулся к бокалу противника, чтобы убрать.

Булат с загадочной ухмылкой шлепнул его по лапе. Попался, кретин!

– А, а, а! Касаться можно только своей тары. Всё остальное трогать или использовать – ни-ни.

Черти будто окаменели. У каждого в широко распахнутых глазах стоял один и тот же дерьмовый вопрос.

Как?

– Чел, выходит, я не могу даже стол потрясти? – Калач напрочь позабыл про сломанную лапу.

– Неа. – Булат взялся за второе пиво. Пил на этот раз быстро и без выкрутасов.

– И сбить бокал чем-нибудь тоже нельзя? – уточнил Боягуз.

– Ну что сказать? И это против правил.

Мгновение ничего не происходило, а потом черти словно с цепи сорвались. Они орали, ругались, брызгали слюнями и обвиняли друг друга в поддавках, плохо сваренном самогоне и еще бог весть в чём.

Булат закончил со вторым бокалом и через силу добил третий. Господи, ну и тяжесть. Он покинул стул, взял Костяную и оперся на нее. В животе булькнуло.

– Я жду, должнички.

Нечисть в страхе притихла. Наступил момент расплаты. Каждый вдруг ощутил, насколько прикипел к собственной шкуре.

– Конечно, конечно, о желтоглазая и непобедимая бестия! – Балда вскочил, завел руку за спину и вернул ее уже вместе с листом. Заколдованная бумага легла на стол. – А отпусти нас, а? А мы тебе за это службу сослужим.

– Да на кой хрен вы мне нужны?

– А вдруг оказия.

Балда полез пальцами в пасть, вогнал грязные ногти в десну и с неприятным, подсасывающим звуком выломал коренной зуб. Боягуз и Калач с неохотой последовали примеру вожака. Еще два раза чавкнуло. На лист опустились три моляра, напоминавшие подгорелые остатки попкорна, превшего в сыром мясе.

– Беда приключится – кинь их в кипящую кровь. Лучше всего в свою, конечно. Ну, или разгрызи как аспирин. И мы всё сделаем честь по чести.

Булат подобрал зубы и подбросил в руке. Хмыкнул. Убрал во внутренний карман «косухи», подальше от «неломак». Должники всегда нужны. Но потом, когда Бессодержательный сдохнет, он из этих рогатых кретинов всю душу вытрясет.

– Может, и сгодитесь на что. Но отныне забудете вкус человеческой крови и перебиваться станете чем бог пошлет: малиной, берестой или булкой просроченной. Это ясно? А теперь замрите.

Оробевшие черти застыли, боясь пошевелиться. Булат перехватил Костяную поудобнее и кончиком лезвия выцарапал у каждого на лбу по печатной литере: «Л», «Х» и «О».

– Что там, чел? Ругательство? Не круто. – Калач, которому досталась буква «Х», с озадаченным видом стер со лба кровь.

– Наградная аббревиатура – чтобы с вами дружки не водились. – Булат рассмеялся, сам не понимая, зачем это сделал. – А если серьезно: надурите – головы взорвутся. – Ложь далась легко, но он, к собственному изумлению, ощутил, что это вполне может оказаться правдой. Будто Костяная, испустившая в этот момент легкую вибрацию, стала гарантом его слов.

Черти, не сговариваясь, поклонились, точно обруганные актеры после фиаско на сцене.

– Долг прошедшей платежкой красен, – изрек Балда, пряча ненависть и злобу за фальшивой улыбкой.

– Валите уже, пока я не передумал.

Нечисть сейчас же порскнула в стороны, разбрасывая всё и опрокидывая. Даже Калач проявил завидное проворство, решив бежать через окно. Вскоре бесы покинули избушку и, петляя, скрылись в серебристом тумане, наполнявшем светлеющий лес.

Ни один из них не обернулся… и не забыл.

Булат подобрал лист Черномикона: в нём, словно за белым шумом, виднелся Лунослав, которого то и дело скручивало, будто металлическую вешалку, и растягивало; временами он напоминал вопящего под кровавым небом человека с картины Мунка «Крик».

– Держись, держись, братишка. Сейчас. – Булат вцепился в бумагу, пытаясь разорвать ее, точно пакетик с чаем, но заколдованная целлюлоза не поддалась. – Черт, такая и слона на скакалке выдержит. Ну-ка.

Он вернул лист на стол, отшагнул и с размаху ударил Костяной. Раздался скрип, будто от керамических черепков, и косу выбило из рук. Сбросив несколько бутылок, она отлетела в «красный угол». Самогонная вонь опять дала о себе знать.

Булат с раздражением достал из «косухи» дважды сложенный фрагмент Беломикона. Тот засиял, напомнив кувшинку, облюбованную светлячками. В следующее мгновение листы Черномикона и Беломикона, похожие как два близнеца, но с разными оттенками кожи, поднялись на два метра в воздух.

А затем – сложились.

Бумага невообразимо проросла сквозь бумагу.

На долю секунды возникла клубящаяся мгла – и из нее выпал Лунослав. Задев спиной стол, он грохнулся на пол. Левая рука угодила в бутылочные осколки. Побежавшая из свежего пореза кровь смешалась с сатанинским алкоголем.

От молодого человека разило нечистотами. Порванные сандалии настаивали на плотном ужине. Летние брючки и рубашку покрывали мазки чужих экскрементов и рвоты. Темные волосы, имевшие едва заметный ореховый оттенок и некогда образовывавшие на голове «горшок», подступали к бровям и накрывали уши. В отросшей бороде застряли отвратительные хлопья неопределенного цвета. Карие глаза неудержимо вращались, точно разболтанные телескопы.

– Лунтик? – Булат расхохотался. – Лунтик! Братишка! Ядрен батон! Дрищ ты мой любимый! – Он обнял товарища, несмотря на вонь, и покрутил.

Они действительно напоминали братьев. Одногодки, разменявшие по четверти столетия каждый. Примерно одного роста – около метра восьмидесяти восьми. Правда, Булат всегда казался выше за счет своего обожаемого кока Элвиса. Вдобавок Лунославу не доставало пары-тройки килограммов мышечной массы, чтобы совсем уж не провисать на фоне поджарого напарника. Впрочем, всё это он с лихвой компенсировал уникальными талантами, бравшими начало в безумном предке.

– В одном поезде родился день… в нём же он и умер, – прошептал Лунослав с потерянным видом. – Потому что ехал тот поезд больше суток. Авторский фильм, однако…

Булат нахмурился. Потом расплылся в широкой улыбке и угостил напарника «сливой». Костяшки указательного и среднего пальцев крепко зажали товарищу кончик носа.