Николай Ободников - Чертовидцы, или Кошмары Брянской области

Мертвецы, полупадая, стаскивали ноши на восточные пути. Старательно избегая контактного рельса, подававшего питание на поезда, они исчезали во мраке. Гендальф спрыгнул и затрусил вместе со всеми. От третьего рельса тянуло озоном. Душный, зловонный ветер порывами бил навстречу, как бы говоря: зазеваешься – и тебя размажет несущийся поезд.

Перед «Селигерской», где-то на третьем километре, покойники вливались в северо-западный рукав.

Прошагав в гулкой тишине еще пять минут, Гендальф очутился во внушительном подземном депо с отстойно-ремонтным корпусом. Выезд, ведущий на поверхность, закрывали приваренные к рельсам щиты. Где-то с беспокойством шумела вода.

И сотни, сотни мертвецов – покачивавшихся, словно горелые зёрна на стеблях. Все они внимали одинокому мужскому голосу, шедшему из дальнего края депо.

– Так, эта не подходит. Мимо. А этот уже труп. Перестарались. Ладно, пусть будет. К остальным его. Тут у нас тоже не девственник. И эта давалка. А это… – И всё в таком же духе.

Гендальф взобрался на вагон-платформу и увидел говорившего.

Неизвестный носил бордовую худи без рукавов, рваные линялые джинсы и грязные кроссовки. В накинутом капюшоне, стоявшем колом от засохшей крови, будто бильярдный шар, крутилась голова. Выпадающие волосы. Стянутые едва заметным косоглазием серые глаза в рамках синяков. Татуировка глаза на подбородке.

Руки мужчины не имели жил, мышц и жира. Они походили на обглоданные, разбитые артритом омерзительные позвонки, произраставшие сразу из плеч. Костяные деревяшки, заменявшие пальцы, со стуком бегали по длинному посоху. Сам посох представлял собой невообразимо растянутые мумифицированные человеческие руки. В навершии, образованном из скрюченных кистей, бился мутный зеленый огонь.

Мужчина сортировал добычу. Он принюхивался к принесенным, потом с сипением выдыхал, будто страдая от астмы. Гендальф удивился: неужели страхолюдина, кроме вони, заполонившей депо, может разобрать что-то еще?

Тех, кто не проходил малопонятный отбор, оттаскивали в сторону и душили прямо на рельсах. Парня в клетчатой рубашке. Подростка, выбежавшего в сумерках на улицу, чтобы расплатиться за неудачный фант. И многих других. Затем огонь посоха вспыхивал, и убитые вставали. В ряды мертвецов вливались еще свежие, молодые тела, которым предстояло сгнивать прямо на ходу.

Гендальф не знал, кто всем заправляет, зато неизвестный в рваной толстовке полностью отдавал себе отчет в том, кто он.

Когда-то за спиной трепались, что у него повадки эрегированного пениса. Этакое характе́рное подрагивание, словно в предвкушении безраздельной власти над влагалищем. Обычно подобная стойка проявлялась в общении с подчиненными, говоря о его истинном отношении к ним.

Когда-то он получил при рождении имя Пелагей – заготовку для девочки. Только родился страдающий легкой формой косоглазия пацан.

Когда-то, в прошлой жизни, он наделал немало ошибок.

Проработав на Ивотском стекольном заводе без малого почти всю гребаную жизнь, он добрался до кресла директора. Но сладкие девочки и шипучка окружали его совсем недолго.

«ЗОЛА».

Всё чертова «ЗОЛА».

Выкупив контрольный пакет акций, она вышвырнула его вместе с дружками на улицу. Ублюдки нуждались в заводе, тогда как он отчаянно нуждался в деньгах и хорошей жизни. Последующие несколько лет он рвал жилы, пытаясь заново пробиться в люди. Но характер, призывавший мазать дерьмо на других, чем разгребать его, давал о себе знать. И он вернулся в Ивот, горя желанием пустить «ЗОЛУ» по ветру.

Глухой мартовской ночью к воротам его коттеджа прибрел довольно скользкий тип. Предложил абсурдное: пойти путем, противным Богу. А напоследок оставил занятную книжицу, содержавшую ритуалы племен Восточного Камеруна. Колдовство, убийства, демонические начала и всё такое.

И он, черт возьми, увлекся.

Сколотив шайку из таких же обиженных кретинов, он основал местечковый культ, промышлявший в районе Старого Ивота.

Черное Солнце.

Красивое и идиотское название, подходящее для какого-нибудь бабского коктейля. Он тогда еще не знал, что «ЗОЛА» практиковала создание подконтрольных групп оккультистов и фанатиков. Их, как разменные монеты, швыряли в пасти астральным сущностям и заталкивали в глотки властям. Обычная практика.

Черное Солнце оказалось одной из них.

Просто шуты, похитившие восьмилетнего пацана, чтобы призвать какую-то там тварь. Но вмешались два молодчика из бюро, нанятые папашей мальца. Только не настоящим, а приснившимся. Немногим удалось унести ноги, когда ожившее сновидение рубило их в том чертовом подвале.

Кошмар, приснившийся ребенку, привел помощь! Возможно ли такое вообще?

Тем же вечером его схватили громилы «ЗОЛЫ». У него в руках выращивали насекомых, прозванных «кровавиками». Вымерший вид дохристовых времен. Прожорливые жучки питались исключительно живой плотью. В итоге конечности иссохли, став подобием пергаментных ульев. Потом беспамятство. Очнулся он уже в одной из больниц Нового Ивота.

Без рук.

Но это не помешало дебилам в полицейской форме приковать его к кровати. За сраные ноги. Да что он вообще мог ими сделать?! Пробить пол?! Сплясать чечетку?! Наследить?!

На втором часу после пробуждения он узнал, что спасением жизни обязан тем самым типам из бюро «Канун». Спасли?! Да они просто отрубили его злогребучие руки!

Беспомощный калека, который не мог даже поонанировать, – вот кем он стал.

На третью неделю реабилитации он услышал перекликавшиеся голоса.

Забери нас.

Покачай.

Убаюкай на груди.

Поначалу это казалось забавным: его, преступника-инвалида, одолевали слуховые галлюцинации. Но мир снаружи слетал с катушек, и он принял собственное безумие.

Как-то, попросившись в туалет, он избил ногами медсестру. У нее даже что-то хрустнуло в шее. Счастливица: она хоть могла схватиться за место удара.

Через шахту для сброса белья он добрался до прачечной, а уже оттуда – до подвала и подземной парковки. Голоса направляли его

Растерянный и загнанный, он очутился у герметичных баков с органическими операционными отходами. Однако источник голосов обнаружился не в контейнерах, а за ними.

Вещали его отрубленные руки.

Будто долговязые любовники, они сплелись в иезуитский посох, лежавший в сырой темноте. Зеленоватый огонь навершия пульсировал. Он знал, чувствовал: непостижимое существо, вторгшееся в Брянскую область, благословило его ампутированные конечности, превратив их в совершенное орудие мести.

В орудие, которое он, черт побери, не мог взять!

С губ посыпались сухие смешки, вестники истерического смеха, – и плечи пронзила боль. Из бинтов и обветренных шрамов рвалось нечто. Он упал, с воплями собирая телом грязь. Контейнеры с органическими отходами задергались. Когда всё закончилось, он встал и потер онемевшее от крика лицо.