Александр Горбов - Пси

Внезапной отдушиной и единственным человеком, с которым Андрей был откровенен до конца, стала Светкина мама. Марья Алексеевна, которую он ни разу не называл тещей. Она звонила, интересовалась делами, заходила на чай, принося с собой то котлеты в пластиковом лотке, то банку с борщом. Андрей рассказал ей все, а Марья Алексеевна поверила. Пройдет несколько лет, будет и радость «Времени Чудес», и кошмар бунтующей пси-массы, гнилые доски в камере и первые ожоги блокатора. И как вспышка молнии – мама Марья, приехавшая к Андрею в ЛИМБ. Как она выбила свидание? Маленькие, чуть зачерствевшие пирожки, разломанные пополам при досмотре, покажутся Андрею манной небесной. Четыре блина с творогом, свернутые трубочкой, как он любит, она заставит съесть прямо в комнате встречи. Она будет плакать и жалеть Андрея. А он будет врать, что все нормально и можно жить. Оба будут притворяться, что верят в эту ложь… Марья Алексеевна не доживет до возвращения Андрея, и ему в ЛИМБ придет единственное письмо от Светки с горькой новостью. Но это будет потом.

Гордиев узел он разрубил одним движением. Написал заявление «по собственному» и позвонил знакомой риэлторше. Она заглянула к Андрею на следующий день, шумная, многословная, улыбчивая, с близорукими глазами акулы. Бегло осмотрела квартиру и согласилась на жертвоприношение в виде чая с тортиком.

– Твою я сразу продам: рядом с центром, ремонт нормальный. Не проблема вообще. А что ты хочешь взять?

– Дом. Где-нибудь на окраине, в тихом районе. Чтобы поменьше соседей.

– Надо подумать. Кажется, что-то было…

Она вытащила из сумки толстую тетрадь и зарылась в записи. Андрей наблюдал за ней, пряча улыбку. К ней даже Светка его никогда не ревновала – чувствовала, что мужиков она рассматривает только через призму «можно ли ему втюхать недвигу». Страсть делать бизнес, возведенная в абсолют.

– Поехали. Есть один вариант, лучше ты сразу посмотришь.

Дом оказался старым, с отваливающимися обоями внутри, захламленной мансардой под крышей и заброшенным огородом на заднем дворе. Но Андрею он показался старым другом, которого не видел много лет. И смешная, почти дармовая цена.

– Только для тебя, – подмигнула риэлторша, – он уже год продается, никто не берет.

– Беру.

Андрей подмахнул договор не глядя. От продажи квартиры оставалась приличная сумма. Треть ушла на ремонт дома. Часть Андрей вложил в автосервис однокурсника. А на остаток купил велосипед, перевез барахло и закатил новоселье. На празднике была Хельга: она выпила больше, чем следовало, и намекала, что может остаться у него ночевать. Андрей сделал вид, что не понял экивоков.

Прошло дней пять или семь, когда Андрей проснулся со странным ощущением. В круглое окно било яркое солнце и щекотало горячим лучом правое ухо. Но что-то было не так. Не хватало какой-то части, которую заполнила сосущая пустота. Он долго лежал, глядя в потолок, мысленно устроив себе обыск. И наконец, рассмеялся, найдя пропажу. Это ушла затянувшаяся депрессия, преследовавшая с момента развода. Хотелось жить, смеяться и делать тысячу дел сразу.

Следующую пару недель он жил с крыльями за спиной. Приводил в порядок дом, приглашал в гости старых знакомых, флиртовал с незнакомками. Мир блистал тысячей красок. Казалось, началась новая жизнь, прекрасная и удивительная. Андрей ошибался, крышка ящика с чудесами еще даже не приподнялась.

В этот день у Андрея были гости. Жарили шашлык во дворе, о чем-то спорили, не заметив, опустошили несколько бутылок вина и разошлись далеко за полночь. Посадив последних гуляк на такси, Андрей вернулся в дом. Спать не хотелось. Он включил на кухне телевизор, налил себе чаю и сел в любимое кресло. Расслабился, прикрыл глаза и сам не заметил, как задремал.

На мягких кошачьих лапах вокруг дома ходит Звездноглазая Тишина. Заглядывает в окна, скребет когтями по стеклу. Распахивает дверь и заходит. Становится за спиной и кладет на виски холодные ментоловые пальцы. Андрей откидывает голову назад, вдыхает запах специй и дыма. И проваливается внутрь самого себя.

Они стоят на широком балконе одной из «башен духа». Колокола, тревожно звонившие в первый заворот, теперь глухо молчат, раскачиваясь под ударами ветра. Башни, с виду крепкие, беззвучно осыпаются песчаными замками. Звездноглазая спутница берет Андрея под руку и ведет вниз. Он оглядывается – лестница за спиной разлетается пылью.

Мимо летят анфилады залов, раньше наполненных стрекотанием и танцем цифр. Ныне огромные счетные машины молчат. Нечего больше исчислять. Все измерено и взвешено. Под каблуками хрустят стеклянные числа.

Лестница в подвал, наполненная жидкой тьмой. Там, невидимый и страшный, их встречает Зверь. «Оно», вышедшее проводить Андрея в далекий путь. Чудовище трется о ногу, как кошка. Шерсть его шелковая и холодит кожу. А ступени ведут все глубже и глубже. Туда где нет слов, образов и чувств. Только непоколебимые столпы Голода, Страха и Жизни держат тяжелый каменный свод.

Путешествие заканчивается. Они у подножия механизма, ощетинившегося блестящими шестернями. Короткие молнии пробегают по нему, наполняя воздух запахом грозы. Звездноглазая указывает на красный рычаг и грустно улыбается.

– Я предложу тебе выбор, Странник.

Голос Звездноглазой, как серебро, просыпавшееся на бархат.

– Ты можешь оставить все, как есть, и вернуться обратно. Ходить, не различая свет и тьму. Или выбрать иную дорогу. Там, где огонь и ветер. Но на ней с тебя спросится тысячекратно. Выбирай, Странник!

Андрей не раздумывает. Один шаг, одно движение, один сдвинутый рычаг.

Механизм трясется от спазма. Шестерни приходят в движение. С гулким скрипом вздыхает мироздание. В потолок пещеры бьют сияющие клинки света.

– Я не сомневалась в тебе.

Звездноглазая целует Андрея. Ее губы холодны, как осенняя ночь.

Она отступает на шаг и заносит руку. С размаху вонзает пальцы в грудь Андрея.

В ее глазах стоит смех.

Андрей кричит, когда она сжимает его сердце.

Х-р-р-р-р! Он испугался страшного звука. Х-р-р-р-р! Спокойно! Это всего лишь его собственное дыхание. А сам он лежит, свернувшись эмбрионом на полу. Холодно, как же холодно! Андрей попытался встать и не смог. Ноги отказывались держать. Он падал, снова вставал и снова падал. Как умирающий пес, ползущий домой, Андрей ковылял на мансарду. Червем забрался по лестнице. Вскарабкался на диван, замотался в шерстяное колючее одеяло и затих. Утренние сумерки разливались по комнате. Он заснул.

Кажется, он умер тогда. Через трое суток кто-то другой сделал хриплый вздох, там, на диване, под двускатной крышей. Разведенного молодого мужчины, знакомого со странной женщиной Хельгой, пережившего два заворота, больше не существовало. Кто-то незнакомый и странный поднимался из небытия.