Алексей Войтешик - Проводник. Нулевая симфония Брукнера

Кецко поднял взгляд:

– Эта система, уже сейчас начинает работу по внедрению в то будущее, которое предрекает Чура? – предположил он.

– Именно! – едва не вскричал премьер. – И теперь – главное! Я вам предоставляю шанс тоже вскочить в этот Ноев ковчег. Как вы считаете, откуда у меня столько информации?

– У вас …среди них знакомые? – осторожно предположил Кецко.

– Нет, – едва заметно улыбнулся шеф, – просто я один из тех, кто принадлежит этой удивительно живучей системе.

Но, это, что называется лирика. Теперь слушайте внимательно о деле, по которому я вас сюда пригласил.

Новый ставленник старой власти – отыгранная карта. Как только вздыбятся воды, его, как и других из старой компании, вымоет на пустынный берег. Я и мои коллеги об этом побеспокоимся. Змея должна сменить кожу. А что до вашего отдела, то за что новой власти к вам иметь претензии? Вы только исполнители. Запуганные шантажом, силой и другими рычагами. Думаю, отдел не расформируют. Люди такой редкой специализации нужны при любой власти. Я побеспокоюсь о том, чтобы никто не узнал о том, что у вас имеются проблемы со «связью». – Премьер поднял взгляд к небесам. – Работайте себе, как раньше и не пугайтесь раньше времени того, что грядет. Вы ведь доверяете моему слову? Вот вам моя официальная гарантия на спокойствие, правда, – заметил шеф, – есть одно условие. Вы будете рассказывать мне все, что от вас будут требовать новые руководители и ничего не предпринимать, прежде не посоветовавшись со мной.

Через полгода я лишь уйду с экранов, но отнюдь, я надеюсь, не потеряю своей силы. Кстати, перед вашим новым куратором я за вас поручился. Можете быть уверены, что останетесь на своей должности до тех пор, пока будете мне нужны. Так что, свободно можно верить в то, что в неведомом грядущем для нас с вами есть место. Но, только при условии, что мы найдем Проводника. Теперь давайте вместе думать, как это провернуть, пока экзархат ищет своего в России.

Кецко, до того старавшийся не шевелиться, наконец, сменил позу ожидания и невольно поморщился от боли в затекших суставах.

– Мы сделали все, что могли, – начал оправдываться он, – но все каналы закрыты. Я же докладывал. Непонятно куда девался Велесов, а есть ли здесь другие – неизвестно.

– Забудьте об этом, – намного мягче посмотрел в его сторону шеф, – должен вам признаться, что и я в некотором роде причастен к тому, что вам было сложно их искать. Теперь, когда вы на моей стороне, а ведь вы на моей стороне?

Кецко, подавшись всем телом вперед, кивнул.

– Отлично, – продолжил премьер, – если найти самого Проводника – проблема, тогда сконцентрируемся на поисках групп, работающих с этими полусказочными персонажами…

Ивану нравилось работать в лесу. Белорусское полесье места волшебные – самое лучшее убежище для него – сына деревенской ведьмы. В Весее, деревне под Слуцком, где они тогда жили, все считали Анну Федоровну таковой. Конечно, мать что-то такое знала, лечила, ворожила. Скольким людям помогла, а они все равно ее боялись и оговаривали.

Иван рос без отца. Мать родила почти через десять месяцев после смерти мужа. В деревне сразу определили, что Анька-ворожка зачала от нечистого, потому и сжила Степку со свету. Все, что осталось Ваньке от родителя, так это фамилия Кругляк, отчество Степанович и множество столярного инструмента.

С детства Иван ощущал по отношению к себе страх со стороны сверстников, зло, издевки, поэтому старался прятаться от всего этого в батином сарае, занимал руки и голову полируя мастерство столяра-плотника. На то время большинство мальчишек связывали свое будущее с колхозом в профессии механизаторов, а те, кто учился получше – агрономов или инженеров. Ванька же хотел стать столяром-мастером. Он обожал запах свежеструганного дерева и торчал в сарае с утра до вечера. Мать не могла нарадоваться на него, а как-то, когда он стал постарше, со слезами на глазах сказала, что-то вроде: «ну хоть один будет обыкновенным человеком, спасибо Степке».

Ему было лет пятнадцать, когда они переехали в Бары, подальше от злых языков. Мать все свое добро упаковала в шесть больших узлов, а вот для Ванькиной мастерской пришлось нанимать машину. На земле, что им дали в этом колхозе, был дом и два больших сарая. Скорее всего, мать специально выбрала именно это место. Во-первых, на краю деревни, прямо у леса, а во-вторых, ее любимцу Ване не придется делить свою столярку с коровой и поросятами.

Мать всю жизнь проработала дояркой, потому и здесь, в Барах, ее охотно взяли на ферму. Труд это тяжкий, если не сказать адский. Летом жара, зимой сквозняки, ледяная вода, неподъемные тачки с кормом, навоз, резиновые сапоги и так далее. Едва только Ивану исполнилось восемнадцать, мать стала сильно болеть. Местный доктор говорил, что это радикулит, а потом оказалось, что так отдавало в спину больное сердце. В один день ей стало так плохо, что Ваня испугался. Он никак не мог представить, что человека может так выгибать и рвать что-то изнутри. Как только приступ отпустил, мать отправила Ваню сбегать к соседу Мишкевичу и попросить его отвезти ее на почту.

Дядя Сергей всегда помогал им и очень дружил с Ванькой, поражаясь столярному мастерству парнишки. Он, конечно, удивился просьбе соседки, но безропотно завел свой Москвич и отвез мать к сельсовету, рядом с которым стояла почта. Иван помог матери дойти до переговорной кабинки – огороженного фанерой угла. Она заказала разговор с Заславлем и, назвав номер, попросила сына подождать на улице: «Я буду тебя видеть в окно, сынок, поговорю и позову, хорошо?»

Странно все это было, но Иван послушался. После они вернулись домой, а вечером матери снова стало худо. То, что с ней происходило, Кругляк и сейчас вспоминал с содроганием. Будто кто-то или что-то рвалось наружу из измученного тяжелым трудом тела. Мать ревела, кричала, но хватала сына за руку и через страшное усилие шипела: «Никуда не ходи! Никого не зови! Он сам приедет…»

Он и приехал. Утром. На оранжево-рыжей «Ладе» тройке. Дядя Коля – Николай Анисимович Теребеж. Мать, увидев его, вдруг улыбнулась и, закрыв глаза, сказала: «Все, теперь уйду».

Приезжий стал рядом с кроватью больной и, сложив перед собой руки в замок, закрыл глаза, будто молился. Потом он попросил Ваню взять мать за руку. Несчастный парнишка вдруг понял, что мать умирает. Он всю прошлую ночь просидел так, поэтому привычно подошел к плачущей маме и взял ее холодную ладонь.

Что было дальше, Иван помнил плохо. Он словно провалился в колодец, а когда очнулся, дядя Коля сидел рядом и осторожно убирал его руку от изуродованной тяжким трудом, ласковой и любимой ладони матери.

– Девана ушла, но отдала тебе свою силу, – тихо сказал странный гость. – Тебе нет пути Проводника, ты лишь можешь нести его силу. Кто знает, может быть, твой сын, внук или правнук, приняв эту ношу, станет водить души за мост, если, конечно, ты не растратишь на мирское великую силу матери…