Виктор Точинов - Пасть

Да нет, обедали они летом на улице и после, значит, не в этом дело… А может, не хватало Олегу постоянного, ставшего привычным, деловитого жужжания пчел. На шестом десятке дядька вдруг решил заняться пчеловодством, сначала неудачно, пчелы дохли. Взял в напарники опытного пчеловода, дело пошло на лад — в первое лето все ходили безбожно покусанными, но притерпелись к пчелам, а пчелы к ним, ульи стали привычной деталью пейзажа и привычными стали вечерние чаепития со свежим ароматным медом…

…Дядька умер тем же летом — уехал в Москву в командировку, был здоров и полон планов — а вернулся в запаянном гробу с маленьким стеклянным окошечком. И оказалось, что именно он, муж старшей из сестер — немного смешной мужик с вечно растрепанными белыми кудрями, рано и полностью поседевшими, — и был главной пружиной, на которой держалось в доме все. И без которой все медленно начало разрушаться и приходить в упадок.

Дому не хватало мужской руки — Олег по малолетству был не в счет, а его отец, которого усиленно приглашали взять в свои руки осиротевшее совместное хозяйство, приехал осенью того же года, имел долгий вечерний разговор на кухне с женой и ее сестрами (Олег был бесцеремонно отправлен наверх, в комнату, считавшуюся “его”), переночевал, утром уехал с каменно-мрачным лицом — и с тех пор появлялся в Александровской считанные разы до самой своей смерти, получил несчастные шесть соток в полутора сотнях верст от Питера, упорно строил свое хозяйство, куда теткам Олега хода не было…

Две другие сестры замуж так и не сходили, может быть, во многом из-за кое-каких неприглядных свойств характера — и дом-корабль с четырьмя грызущимися у штурвала капитаншами медленно шел ко дну…

Олег ушел достаточно далеко от пожарища — там зарево размазалось огромным пятном в темном, затянутом тучами небе, крики не смолкали, но пожарных сирен он пока не слышал, да и не помогут пожарные…

Накануне соседи по Тополиной привезли огромную кучу дров, загромоздившую всю улицу, клятвенно обещали возмущенным автовладельцам расколоть и убрать в ближайшее время, не успели — и к гибнущему дому пожарным не проехать.

Олег безошибочно выбрал день “Д”, недаром долго готовился: белые июньские ночи никак не годились; позже хозяева бдительно стерегли сады, огороды и картофельные делянки; и лишь когда небогатый дождями теплый октябрь плавно переходил в ноябрь, пришло время для дела.

Может, он подождал бы несколько дней, полнолуние было на подходе, под прожектором полной луны проводить операцию никак не хотелось — но синоптики пообещали резкое ухудшение погоды, со снегом в конце недели, и заверяли, что густые тучи в ближайшее время ни за что не развеются. Скользить темной тенью по белому снегу — чистое самоубийство, за версту видно, да тут еще нежданно повезло с этими дровами — и Олег начал методично выполнять план “Оборотень”.

…На пересекающую речку дорогу, под свет фонарей, он не стал выходить, прошел под мостом, осторожно ступая — здесь имели обыкновение швырять под откос всевозможный хлам, ненужное старье свернуть ногу, можно, было моментом…

Но все обошлось, благополучно вышел из поселка, дальше домов по Кузьминке не было, справа вплотную к речке подступал старинный Александровский парк, слева, на небольшом отдалении, — металлическая, с колючей проволокой поверху, ограда учхоза.

Можно было остановиться и перевести дух — пожар остался далеко позади, криков и шума не слышно, но слабый отблеск на ночном небе показывает, что веселье на Тополиной продолжается…

Он присел на траву, убрал тозовку в рюкзак, аккуратно опять замотав в тряпки, — больше не понадобится. Если что — он мирный турист, заплутавший в темноте и пропустивший последний автобус.

Стянул бахилы, в которых мирные туристы обычно не щеголяют, аккуратно свернул и сунул в пакет к драным перчаткам — им и кое-чему еще суждено сгореть в глубокой сухой яме, заранее выбранной на маршруте, огня из которой никто не увидит.

Эмоций никаких не было: ни торжества от удачного дела, ни запоздалого страха… Правда, Олега бил сильный озноб — но это добрался холод ночи, которого до сих пор он не чувствовал, хотя специально оделся легко — чтобы не взмокнуть от немалых нагрузок, долгой ходьбы и бега. И сейчас, когда пришлось остановиться, стало ясно, что в нетолстом комбезе, надетом на рубашку, двигаться надо безостановочно.

Он вспомнил про фляжку, достал, сделал три долгих глотка — теперь можно… Ох как он напьется следующей ночью, когда все закончится…

Вся неуверенность Руслана мгновенно куда-то делась, исчезла, испарилась — затормозил плавно, чтоб не сбить Осе наводку луча, — и тут же уверенно выдернул пистолет из пружинного зажима — валить тварь должен был напарник, а он подстраховывать и при необходимости добить.

— Смотри, во-он там залег… Жирный… — сказал Оса тем же негромким напряженным голосом.

— Кто жирный? — спросил Руслан, начиная понимать, что тревога ложная.

— Да заяц же! Подстрелим?

— Ну тебя… не за зайцами ездим. Да и не отпишемся потом за… за спецпатроны. — Руслан медленно отходил от всплеска адреналина в крови.

— Ерунда, — уверенно сказал Оса, переламывая вертикалку. — Я на такой случай пару обычных захватил.

Чем снаряжены спецпатроны, Осе знать не полагалось. Но он еще неделю назад разобрал один и внимательно исследовал содержимое. А собрав обратно, прихватил из заряда одну странного вида картечину. В ювелирном его догадку подтвердили — маленький шарик был действительно изготовлен из серебра. Не слишком чистого, почти технического, но серебра. Факт этот наводил на интересные размышления.

…Говорят, что подстреленный заяц кричит жалобным, чуть ли не человеческим голосом. Но тот, что в несчастливый для себя час подвернулся под луч прожектора Осе, оказался каким-то нетипичным — не издав ни звука, сделал большой прыжок в сторону, крутнулся по траве и неподвижно вытянулся. Оса вновь переломил ружье, вернул на место спецпатроны и открыл дверцу “нивы”.

— Подстрахуй, пойду подберу…

Руслан, держа снятый с предохранителя пистолет в опущенной руке, застыл у крыла машины, тревожно поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.

Почему-то сейчас вероятность повстречаться с тварью казалась ему куда выше, чем каких-то десять минут назад. Ночь выглядела не такой, как из теплой кабины, подступила, окружила, обволокла — обманчиво тихая, обманчиво спокойная. И опасная, смертельно опасная. Где-то в этой ночи кралась на мягких лапах косматая и безжалостная смерть — медленно, как останавливающийся шарик рулетки — чей номер выпадет сегодня?

Оса приближался к жертве своих охотничьих инстинктов медленно, осторожно, держа двустволку наготове и внимательно поглядывая по сторонам. И даже далеко обошел высокую поросль бурьяна, явно опасаясь внезапной атаки. Руслан, знавший, с какой скоростью атакует оборотень, усмехнулся его предосторожности.