Виктор Точинов - Пасть

— У-у-у… Ну, знаешь, Граев… Ничего ты не знаешь… Ты не знаешь, с какой девушки ты меня снял…

Граев сказал как можно сочувственнее:

— Так ведь я, Миша, тоже тут… не с резиновой куклой…

Граев от души надеялся, что блондинка этого не слышала: он вышел на кухню и говорил по городскому телефону.

— Служба есть служба. Через двадцать минут жду на углу. Успеешь?

— Ну-у-у… — Миша, похоже, не до конца проникся перспективой покинуть уютную теплую постель и отправиться куда-то с Граевым. — Успею.

— Жду. — Граев повесил трубку.

Александра, ее зовут Александра, вспомнилось вдруг. Я еще спросил, как ее называть: Сашей или Саней? А она сказала: все равно, лишь бы не Шурой, с детства не люблю этого имени…

Он прошел в прихожую, медленно и осторожно обул кроссовки на липучках (среди прочих возникших в последнее время проблем была и проблема со шнурками); заглянул в комнату. Она сидела там же и в той же позе, так же полуодетая, с таким же грустным взглядом.

— Я пошел, Саша… — сказал Граев.

— Возвращайся. Я жду. — Она отвела взгляд в сторону, и ему показалось, что в углах глаз что-то блеснуло. Он вышел, не оглядываясь.

Миша не опоздал. Когда Граев вышел к углу, белая “беэм-вушка” там уже стояла. Миша распахнул дверь и возбужденно спросил:

— Шеф нашелся? Живой?

Граев, садясь, отрицательно помотал головой. У Миши, чувствовалось, была к нему масса вопросов, но Граев, коротко объяснив дорогу, сказал:

— Я, пожалуй, посплю полчасика. Боюсь, до следующей ночи спать не придется… Километров через пять после поворота на аэропорт разбудишь…

И откинулся на спинку сиденья. Миша вздохнул, он добровольно вызвался на эту работу — Граев научился делать левой рукой многое, но водить машину с висящей как плеть правой не мог.

В темноте они запросто проскочили бы мимо — найти место происшествия помог пробивающийся сквозь кусты свет фар и фонарей. Там, похоже, вовсю кипела работа.

Миша свернул на узенькую грунтовку и через двести метров затормозил у пустой милицейской машины. Граев вышел и двинулся пешком, подсвечивая путь предусмотрительно захваченным фонариком.

— Стой! Поворачивай назад!

Верзила в камуфляже и с автоматом наперевес вынырнул непонятно откуда, громоздкий бронежилет придавал ему обманчиво неуклюжий вид.

— Я Граев.

— Ну и что?

Видать, из новеньких. Граев сказал командным тоном, не желая вступать в дискуссии и давать объяснения:

— Доложи Мельничуку.

И стал ждать, не меняя позы.

— Нет, Граев, ну как ты все-таки вычислил, что мы найдем его здесь? Ну, в смысле, не именно в этих кустах, но здесь, в округе? Ведь все были уверены, что он греет косточки где-нибудь на Канарах… А тут такой подарок. Чует мое сердце, очередной глухарь… Как ты-то его просчитал?

— Интуиция… — неопределенно ответил Граев.

На самом деле он был удивлен. Интуиция подсказывала другое. Граев был твердо уверен, что Михаил Иванович Колыванов, предприниматель, находится где-то здесь, неподалеку, — лежит с прошлого мая в земле или на дне речки. Теплый мертвец давал новый, непонятный расклад…

А майор Мельничук, зам. начальника РУВД, выглядел раздосадованным. Досада была направлена на Граева, словно тот был виноват, что свежий труп человека, больше года пребывающего во всероссийском розыске, обнаружился сейчас именно на майорской территории.

— Зато закроешь дело об убийстве в Редком Кузьмино. За смертью главного подозреваемого, — утешил майора Граев. — Пойдем посмотрим?

— Паша, ты… — майор неловко замялся, — я, конечно, тебя знаю… и ребята… Но тут куча всякого народа: и прокурорские прискакали, и медики, и с РУБОПа… А посторонним на месте происшествия… Скажи, ты оформился в “Бейкер-стрит”?

— Оформился, — сухо ответил Граев. — И клиентка туда официально обратилась. И агентство вам бумагу отослало. Три дня назад.

Он в упор посмотрел на Мельничука. Документ такого рода мимо того никак пройти не мог.

— Не видел, Паша… Столько всего навалилось… и за столом-то своим эти три дня не сидел…

Может, майор и не врал. Вид у него был на редкость замотанный.

Они подошли к распростертому на траве телу, когда фотограф как раз закончил сверкать вспышкой, сделав все необходимые снимки. И тут Граев удивился еще раз.

Причина смерти была ясна с первого взгляда — огромная рваная дыра в боку, как раз напротив сердца. Странность была в другом — покойник абсолютно голый, и на теле у него нет какой-либо растительности, ни на туловище, ни на голове, ни в паху — ни волосинки. Отсутствуют даже брови и ресницы.

Среди множества изученных снимков пропавшего бизнесмена Граев видел и пляжные — грудь и руки у Колыванова были довольно-таки волосатые. Интересно…

— Точно он? — спросил Мельничук. — Я как услышал про характерный шрам V-образный на предплечье, так и решил — твой. Только с волосами что-то у него того… Может, маскировался?

— Похоже, он… — Граев попытался мысленно пририсовать убитому усы и короткую стрижку. — Со мной в машине человек, который хорошо его знал при жизни, надо позвать… А завтра привезу вдову на официальное опознание…

Граев сделал два шага вперед и присел на корточки возле трупа.

Майор который раз подивился, с какой изящной грацией двигается это огромное тело — с кошачьей, опасной грацией, — готовое в любой момент и на любую неожиданность отреагировать с быстротой распрямляющейся пружины: прыгнуть, ударить, выстрелить… Но и на Граева нашлась проруха, не тот теперь Граев. С одной рукой не больно посуперменствуешь… И приходится пенсионеру по инвалидности работать на богатенькую новорусскую бабенку, пожелавшую любыми путями обелить мужа…

Мельничук поймал себя на том, что думает о Граеве с долей злорадства, и устыдился — отношения между ними всегда были дружеские, хотя майор и завидовал по-хорошему его удачам, объясняя их феноменальной везучестью.

Граев провел рукой по коже мертвеца — гладкая и холодная, никаких признаков, что волосы сбриты. Эпиляция? Но зачем? С маскировкой майор попал, похоже, пальцем в небо. Ладно бы усы и прическа…

В свете фонарей осмотрел рану — участок тела площадью в две ладони рвано изрешечен. Следов пороха нет, вдавленных в рану обрывков нитей тоже — надо думать, стреляли не в упор и не через одежду. И не здесь — крови под телом не видно. Граев выпрямился и сказал уверенно:

— Это не дробь.

— Наверняка рубленые гвозди. После фильма “Брат” пошла такая идиотская мода — стрелять ими из обрезов и помповушек. И зачем, главное? Тут и точность снижается, и ствол портится, царапается… Рана, правда, мучительней, чем от дроби…

И майор добавил, что режиссерам фильмов, подобных “Брату”, надо вырывать ноги и вставлять их в совсем не предназначенные для этого природой отверстия.