Игорь Ревва - Конец света. Безумный роман

«…общество изменяют не литературой, а реформами и пулемётами… Литература в лучшем случае показывает, в кого надо стрелять или что нуждается в изменении…»

Впрочем, со второй частью Костя категорически не был согласен. Литература, показывающая в кого надо стрелять – это страшно. Да, собственно, и литературой-то её называть как-то стыдно. А пользы от литературы, указывающей на то, что нуждается в изменении, Костя в своей жизни как-то не видел. Не повезло просто. Вот возьмём, например, блядь. Не в том смысле, что пойдём по блядям, а именно для примера. Ну, взяли мы её и принялись описывать, что там с ней делаем и как. Или хотя бы расскажем, как она раздевается, как бессовестно и похабно шутит, как сальненько хихикает при этом. Опишем, как она расстёгивает джинсы – медленно, не торопясь, обнажая ниже под ними чёрную полоску кружевных трусиков, которые становятся целиком видны чуть позже, когда плотная грубая ткань уже освободила от своих объятий крепкие загорелые ноги, легла возле них, чтобы не так холодно было босым ногам ступать на пол. А выше – уже поползла вверх майка, оголяя крепкие груди с темнеющими упругими горошинами сосков… или не горошинами, или, может быть, цилиндриками?..

Чаще всего соски описывают именно так – цилиндрики или горошины. Тёмные и упругие. Как спелые вишенки – о!.. что-то новое!.. Косте, натолкнувшись на подобные описания, всегда очень хотелось пóшло съязвить насчёт бобов и кубиков, но врождённое уважение к женскому полу его удерживало. Но мы немного отвлеклись от основной мысли, вернёмся к нашим блядям…

Прочитает читатель такое вот, да ещё с описанием половых извращений, вкупе со всеми, вытекающими оттуда (пардон за каламбур) подробностями, и – что? Вот прямо сейчас проснётся в его душе горячее желание наставить женщину на путь истинный. Или негодование её беспорядочными половыми связями. И он мгновенно захочет объяснить ей, что глупо так растрачивать свои эмоции и любовь, что лучше ей, создать крепкую семью, любить мужа, растить детей, окончить техникум, стать мотористкой-швеёй, поддержать президента, вступить в партию и сидеть всю жизнь, как дура, без подарков…

Да нет, конечно, куда там… Трахнуть он её захочет, особенно если вкусно всё написано. Кто тут к бляди крайний? Вы? Я за вами буду… Вот вам и всё влияние литературы, показывающей, что нуждается в изменении.

Литература должна развлекать, а не поучать; и без того в мире до хрена учителей. Чтение, как и любой другой оплаченный потребителем процесс, должно доставлять удовольствие, а не раздражение осознанием собственной тупости. Люди хотят отвлечься от каждодневных проблем, уйти хоть на время в какой-то иной, более приятный мир. А литература должна (да нет, просто ОБЯЗАНА!!!) предоставлять им такую возможность. И его книги служили тому наглядным примером.

Костя особенно-то и не старался поразить воображение читателей чем-нибудь этаким. Это получалось у него как-то само собой. Хотя его и знали, как автора романов ужасов, он всячески пытался избегать внешних эффектов, кровавых кишок и изнасилованных вампирами несовершеннолетних зомби. Впрочем, надо признаться, вампиры в его романах были тоже не такой уж большой редкостью. Однако, всех этих вампиров, насильников, убийц и маньяков (то есть главных героев Костиных рассказов) почему-то бывало жалко. Жалость у читателя вызывали именно они, а не их жертвы. Один Костин знакомый – очень религиозный и не очень умный человек – даже укорял его за связь с дьяволом. Мол, такие чувства к тёмным силам невозможно вызвать без участия оного. Так прямо и сказал, сука: «Оного!..» Поелику сие чего-то там ещё, да…

Сам-то Костя религиозным человеком не был. Верующим – да, может быть, но не религиозным. То есть, это как электричество – вроде бы оно и есть, и вроде бы даже током стукнуть может, но вот в шалаше на необитаемом острове толку и вреда от него как-то маловато. Костя говорил, что верит (или даже и правда верил), что Бог есть, как есть и Сатана. Но они есть где-то там, за пределами его жизни. А если они иногда и вмешиваются в ход событий, то повлиять Костя на это не может, значит, и переживать (и даже думать) по этому поводу не стоит. Чего себе голову морочить?! Лучше книжки пиши, пока тебя люди читают.

И он писал.

Со временем сообщения в местных (вначале в местных, а после и в столичных) газетах о том, что «в продаже новая книга Константина Самарского!!!» (с тремя восклицательными знаками, да), стало обеспечивать книжным магазинам довольно приличный наплыв покупателей. Это, конечно, не Кинг, но брать будут. И весьма охотно.

Вероятно, это происходило потому, что в глубине души Костя по-прежнему смотрел на написание книг, как на творчество, а не как на работу. Говорить он, конечно же, мог что угодно, но относился к своим книгам именно как к творчеству. Вообще в среде писателей практикуется некий налёт цинизма и пренебрежения к тому, что они делают. Но вряд ли кто-то, кроме самых разочаровавшихся в себе или понявших наконец-то свою бездарность, способен всерьёз называть свои вещи «писаниной» или воспринимать их, как обычную работу, типа заколачивания гвоздей или сенокоса. Во всяком случае, Костя в их число не входил.

Он мог писать даже зная, что его вещь никогда не будет напечатана. Сам процесс написания доставлял ему огромное (почти физическое) наслаждение. То ли у него просто не получалось иначе, то ли прав был его друг – Сергей Ольхов – утверждавший, что Костя бежит из этого мира в свой, придуманный. Косте и правда было не очень уютно в этом мире. И поэтому он создавал свои собственные миры, где всё текло только так, как ему самому хотелось.

Когда Костя задумывал новую книгу, он долго привыкал к её персонажам, влезал в душу каждого своего героя, изо всех сил пытаясь понять, что же тот чувствует. Иногда это ему удавалось даже чересчур хорошо. Например, однажды он писал какой-то детективный ужастик о маньяке, убивавшем курильщиков. И попытался искусственно вызвать в себе такую же ненависть к курящему человеку. Постепенно он совершенно серьёзно проникся мыслью о том, что все эти люди, нюхающие дым от завёрнутой в бумагу сухой травы, не имеют права на жизнь, ибо своими действиями отравляют не только себя, но и окружающих. И их всех надо уничтожать как бешеных собак, которых можно излечить только одним способом – пулей в лоб или ножом по горлу…

После этой книги Костя почти месяц не курил – не мог. Настолько сильно в него самого въелось отвращение к табаку. Но постепенно всё вернулось на круги своя, и он опять вошёл в свой, привычный для него образ жизни. Или в образ жизни другого своего героя…

Очень трудно бывало сбросить, покинуть маску персонажа книги, оставить её и начать жить так, как прежде. Косте это удавалось, но с большим трудом. Он СЛИШКОМ глубоко входил в придуманный им образ. А может быть, именно поэтому его книги и пользовались успехом?