Татьяна Иванько - Байкал

–Ну … как… – усмехнулся Эрик. – А остальное как?..

Мне казалось, что он всё же не очень-то верил во всё, что произошло там, у Вералги и считал всё это каким-то странным наваждением.

Памятуя Вералгины слова, я с того дня прилагал все усилия, чтобы не ссориться с моим братом, он же, напротив, стал ревнивее и задиристее, будто нарочно испытывая моё терпение, взялся нарываться на ссоры. Но я крепился, прощая его за мелкие обиды, подначки, постоянные попытки сколотить против меня какие-то заговоры с нашими общими друзьями. Не всегда это было легко и, думаю, я быстрее повзрослел именно в это время, стараясь бороться с собственной вспыльчивостью и желанием врезать моему братцу. Мне даже стало казаться скоро, что я старше него на несколько лет, потому что он вёл себя как глупый щенок-задира, а я держался взрослым псом, снисходительно взирающим на его глупости. Но это, похоже, стало оказывать противоположное действие, вместо того чтобы вспомнить, что говорила Вералга, и не расходиться, а сблизиться больше прежнего, Эрик, словно испытывал меня на прочность, будто прощупывал границы дозволенного, до какого момента я стану терпеть. И что сделаю, когда моё терпение иссякнет. В этом оказалась его глупая стратегия. Он так изучал меня, мой характер и глубину моих сил. Мне не надо было изучать его, я его знал и чувствовал всегда, с младенческих лет, и всегда лишь хотел, чтобы он любил меня.

Но Эрика начала разжигать зависть даже в мелочах. Мы всему учились едино, и рядом с нами наши сверстники, наши товарищи, успехи у всех нас были примерно равные, но, если я обладал счастливой способностью всё схватывать на лету, любые слова, всё, что хотели вложить в нас наши наставники, то Эрику приходилось тратить много времени и усилий, чтобы понять, уложить в своей голове и запомнить то, что я видел в своей голове целостной картиной ещё во время урока. Он видел, что я не сижу над книгами, как он, чтобы выучить то, что я уже запомнил, и стал злиться на это, хотя так было всегда, с самого раннего детства. Теперь же он стал рассказывать всем, что я ленивый лежебока, только и делаю, что сплю, да болтаюсь, в то время как он учится, что раздуваю сам вокруг себя какой-то ореол самого умного и самого талантливого ученика, воина, лучника, метателя копий и топоров, всезнайку и зазнайку заодно. Ничего такого я и не думал, так что пока я простодушно считал, что мой брат любит меня уже за то одно, что мы братья, он настроил всех наших друзей против меня, и они стали относиться ко мне с недоверием и даже какой-то боязнью. Когда я спросил одного из них, по прозвищу Заяц, за длинные смешные передние зубы, с которым был ближе остальных, что такое происходит, он, недоверчиво поглядывая на меня, будто опасался, что я выну кинжал и воткну ему в спину, сказал:

– Но ты же продался чёрным силам.

Я так изумился, что даже онемел на несколько мгновений. А мой приятель продолжил:

– Потому у тебя и ладится всё лучше, чем у других, и умнее ты, и ловчее, и зорче… – невозмутимо продолжил он.

Я вовсе не считал, что у меня получается всё лучше, чем у других, и поэтому эти слова тоже удивили меня.

– Ты… что же такое говоришь?.. – растерялся я. – Кто это придумал?

Он захлопал белыми ресницами, настоящий заяц:

– А разве ты не оборачиваешься медведем по ночам, чтобы воровать детей из окрестных сёл?

– И на что мне дети? – беспомощно спросил я, ещё больше удивляясь.

– Ну дак это… Есть. Для силы и здоровья, – не сомневаясь ни мгновения, ответил он. – Вона, ты здоровый какой, выше нас всех и плечистей… – даже это было ерундой, потому что с Эрбином мы были одного роста и ширины в плечах.

В этот вечер я решил поговорить с Эриком, к этому времени, к своим пятнадцати годам, мы уже разъехались по разным горницам, поэтому я пришёл к нему в горницу попозже, когда все в тереме уже спали. Когда я рассказал то, что узнал сегодня от нашего друга, он громко и весело расхохотался:

– Да ты что?! Так и глаголил?! Ох, я не могу!.. – покатывался он, держась за живот.

Я и сам посмеялся бы, если бы не помнил, какое лицо было у Зайца, когда он говорил мне всё это. Я сел возле брата, хохочущего на ложе. Но Эрик вдруг перестал смеяться и сел, глядя на меня яркими голубыми глазами, он с раннего детства был удивительно красивым, между прочим, в отличие от меня, но я же не завидовал ему, с досадой подумал я.

А Эрик выпрямился и сказал:

– Ты не садился бы так близко, Ар, не то, глядишь, и на мне звериная шерсть расти станет… пустоголовые-то зря молоть не будут, – всерьёз сказал он.

Но тут же снова расхохотался моему изумлению:

– А легко все поверили, а, Ар? С первого слова поверили, что ты исчадие адской силы! – зло сверкнув синими очами, добавил он.

– Зачем ты делаешь это?

– А почему я не должен этого делать? Чтобы, когда ты станешь великим царём Байкала быть у тебя на побегушках, всегда второй, всегда только рядом с самым умным и сильным братом!

– Ты что городишь-то? – я даже поднялся на ноги, настолько неподдельной была сейчас его злость, она будто холодной волной отталкивала меня.

– Говорю, что знаю, что все говорят, чёртов ты притворщик! Для всех добрым быть хочешь, всем нравиться, вот и прикидываешься белым ягнёнком!

– Да ты что… – растерянно проговорил я. А я-то ещё считал, что он ведёт себя, как ребёнок. Похоже, это я был наивным дурачком и ребёнком, считая его простодушным и прозрачным. Его душа стала тёмной водой, под которой я не видел уже дна.

– Меня ты не обманешь, дорогой Ар!

– Эр, вспомни, что сказала нам Вералга… – я решился на последнюю попытку вернуть разум в его голову, и возродить нашу дружбу.

Но он лишь зло расхохотался, падая на локти на кровать.

– Бредни старой колдуньи будешь мне напоминать? А что, если всё то, было лишь сном?! И как проверить, если не попробовать насолить старухе?

Я подошёл к двери, намереваясь уйти.

– Старухе, как ты выразился, в том мире ничто уже не насолит, как ты говоришь, – печально сказал я, чувствуя, что мне не удастся убедить моего дорогого брата быть мне другом и братом, а не врагом.

– Ну так насолить тебе, тоже приятно! – с кровати крикнул Эрик.

Тут дверь тихонечко отворилась и заглянула хорошенькая девушка из тех, что прислуживали в нашем дворце. Выражение лица у Эрика тут же изменилось, он ухмыльнулся, самодовольно глядя на меня.

– Пока ты медведём по ночам бегаешь, я в тепле да неге время провожу, – сказал он высокомерно.

В то время я ещё не знал женщин, смущаясь и не чувствуя уверенности. Опытные женщины пугали меня, а с девушками я мог только танцевать на пирах и вечёрках, куда мы хаживали по осени, пели песни, смеялись и плясали. Но так чтобы всерьёз коснуться или поцеловать, на такие шаги я пока не решился. А мой брат преуспел и в этом.