Александр Велесов - Банник

Именно эти самые слова онанисты и чекисты больно похожи были и сразу потому вызвали неприязнь у него.

Ведь оно как для него было …Новый человек и новые порядки принести может, а там и глядишь кто знает, что ему в голову взбредёт?.. Что за лихо он с собой притащит? А то решит и баню снести к чертям собачьим и всё тут. И оставит несчастного Дементия без дома.

Вот такие думы одолевали старину Дементия и кручинился он по первому числу, пока оказалось, что и чекист, вроде как человек и ему тоже и парилка и не чужда.

Но только не любил он конечно разговоры их слушать, чекистские… а то начнут за здравие, а кончат за упокой.

Этот самый чекист любил водку кушать и по боле чем и господа офицеры, и мужики с сохи.

Водка, как говорили сами чекисты, для них молоком материнским была.

И вот как-то заслушался он беседой двух чекистов. Один из них был лысый с большим брюхом, а второй маленький, коренастый с небольшими усиками. И говорит лысый маленькому.

– Ну что Макар выбил ты из этого Флебенсонова сына где отец их покойник заначку оставил?

– Скоро скажет всё … – скрепя зубами произнёс Макар, – Этот буржуйный сынок итак нам уже и драгоценности фамильные передал, но не всё. Золота там конечно немерено было. Это уж точно. Но папаша в могилу унёс.

– Давай выбивай из него и вместе с зубами! – вскрикнул в конце лысый и добавил – И парку, парку подбавь! Ух – ах!

– Щщщас, товарищ Бондарь, щщщас, мы всю эту контру из них то и выбьем!

– Начни с меня! – аж взвизгнул от удовольствия лысый, когда веник в руках Макара стал окучивать его круглую жопу. – Выбивай эту сволочь! Выбивай её раз этакую! Вот так, вот так. – замлел он.

– Давайте товарищ Бондарь я Вас холодной водой окачу и предлагаю в предбанник за водкой сходить.

– Давай окати родимый, окати. Уффф… – в конце вздохнул лысый, – Всё пошли водки храпанём!

И они поплелись в предбанник, а тут Дементий тут как тут и ему ж охота дальше дослушать о чём эти чекисты ещё гутарить будут.

– Я вот что скажу тебе Макар, – закатив глаза произнёс товарищ Бондарь, а потом вдруг словно спохватившись заорал как резанный, – Прохор! Прохор – окаянный!

Тут словно из-под земли возник старый мужик, худой и длинный как жердь, с длинным орлиным носом и зачёсанной назад седой чёлкой. Это был последний банщик из тех, кто выжил после всех революций и войн. Раньше их три было, а ещё пару дворовых – уборщиков, но после всех мобилизаций и войн остался один лишь Прохор, проработавший в бане никак не меньше чем тридцать последних лет.

Прохор знал всё, но имел привычку молчать и потому при любой власти сумел сохранить себе какой никакой статус. Этот статус свой Прохор кровью и потом выстрадал, как он сам и считал.

Но правда оставшись один из всего персонала Прохор видно из тоски стал всё больше и больше прикладываться к бутылке пока не стал пить запоями. А кормиться то надо и свою половину, больную жену кормить, да и власть новая вроде не обижает, по крайней мере пока…

Баня то во все времена нужна. Потому Прохор и за баней следил и за тем что от былой рюмочной осталось. Ну готовить так как в былые времена повар Лапшинов готовил он конечно не мог, но закуска кой какая у него всегда имелась, ну и водочка само собой тоже не переводилась. Ну и помогала ему по бане девка залётная, что от голода прибилась – Фросей её звали. А жила здесь в комнатке при бане. Была она для него на старости лет усладой и полюбил он её как родную дочь. Своих деток им с Марьей Петровной бог не дал и вот тут Фрося появилась и помогала ему во всём в работе. Правда немного странная была она, словно блаженная что ли … а может из-за голода она умом тронулась? Ребёночек у неё, по её словам, вроде как был, и не один хотя Прохор не одного из детишек её и не видел сроду. А может и не было ребёночка или помер давно? А другие детишки где ж были её тогда? Прохор этого не знал.

А девка и правда странная была. То выйдет во двор с птицами говорить начнёт, и они и правда вокруг неё кружить начинают. То встанет в бане в углу и смотрит долго в упор куда то, пока Прохор её не окликнет. А то сядет и песню какую-то заунывную затянет вполголоса, еле слышно.

И вот Прохору жаль её было до боли и потому приютил её у себя и постепенно прикипел к ней душой и сердцем.

И банник Дементий за ней давно наблюдал и казалось ему, то что будто видит она его. Говорить, она ничего при этом не говорила, но смотреть на него смотрела.

Ну, а что до власти новой то вскоре Прохор понял, что всё человеческое ей тоже не чуждо было, и водочки выкушать с мясом.

Потому Прохор и держал всегда в запасах своих чего-нибудь съестное. Конечно, как ещё при нэпманах водились расстегаи с икоркой, того уже не было, но чего-нибудь вкусное припрятано у старика всегда было.

– Ну что, Прохор, давай неси нам с закромов своих всё самое лучшее! – заорал лысый.

– А что изволите товарищи? – пробубнил в нос Прохор. – У меня и огурчики малосольные есть, и колбаса краковская, и селёдочка с картошечкой отварной.

– Водки побольше и это в первую очередь, ну и остальное тоже тащи. Всё тащи!

– Слушаюсь, – произнёс Прохор и поспешно ретировался.

Сам же он давно понял, что новой власти, как и старому режиму угождать надо, а потому быстренько всё и сварганил.

С чекистами шутить нельзя. Вон давеча сказали мне, чтобы я к вечеру для них одних затопил. Сказал значит сделать надо. А то ещё чего и меня к стенке поставят, хотя и им слуги то нужны. Ладно пойду им жрать принесу,

Вскоре на резном столе из чёрного дерева, последней из оставшегося от прежнего режима вещи, уже дымилась отварная картошечка, густо посыпанная свежей зеленью, блестели пузатые малосольные огурчики, селёдочка с лучком аппетитно была уложена на тарелке и ещё колбаска с чудным запахом свежего копчения и буженина от вида которой аж у товарища Бондаря зашла слюна.

– Так давай наливай Макар! – скомандовал он.

И полилась родимая в рюмки издавая при этом мелодичный тихий звон.

Вскоре ещё через пару заходов в парилку и выпитой полтора литра беленькой товарищ Бондарь совсем разомлел и его потянуло на баб.

– А помнишь, помнишь тех двух мадам, мамашу и дочь еённою, как бишь то звали её стерву? – начал он нараспев.

– А эти что с неделю у нас были, ну да, а мы потом их в расход пустили. – стал хихикать Макар. -Храмсова Лизавета и дочь её – Олечка.

– Ну да, ну да. Сучка кинулась мне лицо царапать и пришлось ей в торец зарядить. Так мы всем ГПУ отрывались потом с ними. Такая мамаша оказалась … Ну прям огонь, орала как самка недорезанная. Строят из себя барышень, а на деле всё одно шлюхи.

– А что может нам и сейчас с кем оторваться товарищ Бондарь?

– Да бабы не помешали бы нам. А где взять то их?