Евгений Ходоровский - Раднесь

На обычной белой бумажке на лазерном принтере было отпечатано: «Если вы читаете это, у вас развита интуиция. Приходите к нам, и мы поможем вам развить способности. Адрес: ул. Цвиллинга, 51. Не забудьте ваш Знак».

– Мистика какая-то…

– Да какая мистика! Обычный развод на бабки. Сетевой маркетинг, мать его!

– Но ты же его и не заметил бы, если б я тебе на него пальцем не ткнул! – Артём начинал лихорадочно искать объяснение случившемуся. – Так же, как и я, пока мне эта женщина на него не указала!

– Правильно, и не заметил бы! Потому что для нормального, здорового человека такие объявления бессмысленны. Ну что за чушь, Тёма?! – Женя скривил губы и процитировал надпись противным гнусавым голосом. – Тьфу, блин, бред какой-то! Ты ещё сходи по этому адресу, там наверняка такому лоху, как ты, обрадуются.

– Да нет же! Тут что-то есть, я сам пока понять не могу. И почему она меня по имени назвала?! Фу-у-у, – Артём провел тыльной стороной ладони по лбу, – надо напиться сегодня…

– Вот! Вот с чем я к тебе и шёл! Я пару закончил, и, не поверишь, меня посетила именно такая мысль: а не бухнуть ли нам сегодня?

– Ой, ё-моё, ну ничего другого от тебя я и не ожидал, нет бы там в шахматы предложить поиграть! А он – «пойдём бухнём»…

– Не, ну можно и в шахматы. Но перед этим пивка попьём, а?

– Вот что меня удивляет в тебе уже на протяжении нескольких лет, так это дар убеждения. Ладно, у меня ещё сейчас одна лекция, потом пойдём пива попьём. Уж больно погода хорошая, душа поёт, весна-а-а!

– Вот! Вот теперь я вижу перед собой нормального Тёму, а не сумасшедшего у доски объявлений. Договорились. Пошли, уже звонок давно прозвенел, сейчас все студенты разбегутся.

– Да хоть бы все и разбежались – нашим легче, гы-гы-гы…

* * *

Артём попал домой уже за полночь. Хорошо, что он уже давно жил отдельно от родителей и ему не надо было оправдывать поздние приходы домой ни перед кем.

Всю ночь ему снилась какая-то белиберда. Как будто он очутился в каком-то заснеженном краю, выли волки, вокруг тайга, полная луна… Потом он во сне очутился у большого костра, вокруг всё мелькало, он носился вокруг этого мерцающего источника света в расшитых бисером лохмотьях, бормотал бессвязную ерунду. На него смотрели незнакомые люди, костёр освещал их угрюмые раскосые лица. Они время от времени вторили ему гортанными непонятными звуками, и он в ритм этим возгласам ударял в бубен, а в кулаке у него было зажато что-то, что больно кололо его ладонь.

Этот предмет, сначала причинявший ему боль, затем как будто врос в его плоть, что создавало ощущение сопричастности чему-то огромному – такому огромному, что это даже не укладывалось в сознании, которое постепенно сливалось с этим космосом, и каждая песчинка этого космоса становилась его сознанием. Это продолжалось до тех пор, пока им не овладел какой-то совершеннейший ужас от мысли, что он уже никогда не вернется в привычное человеческое обличие, и он разжал ладонь.

«Знак!» – подумалось ему, и он проснулся.

* * *

Прошёл год с тех пор, как узкоглазая красавица поселилась в Казанцевском углу.

Параська, как её окрестили, находилась под рукой матери, она помогала во всём. Складывалось так, что Парася была незаменима на многих хозяйских работах. На глазах расцветала девушка, а под взглядами голубых глаз Алёши становилась просто красавицей. Хороши были мгновения, когда они могли уединиться в лесу при сборе ягод и грибов. Крепкую их любовь заметили и родители Алексея, раздумывая по ночам о своём любимце.

Однажды на хутор попутно завернул казак, который год назад разыскивал смуглолицую беглянку. Александр Казанцев всячески старался, чтобы Параська не попадалась на глаза гостю. Разговор шёл о предстоящей совместной поездке на Ирбитскую ярмарку. Отец всячески старался поскорее закончить переговоры.

На дворе стояла уже глубокая осень. Снег только-только пытался лечь на ещё неостывшую землю.

Казак в сопровождении отца спустился с крыльца и вдруг свернул не к воротам, где его ждал конь, а к сараюшке справить нужду.

Отчаянный вопль огласил двор. Всё встрепенулось. Из сарайчика показалась спина казака, который волочил за распущенные волосы беспомощную Парасю. Её новенькая баранья шубка (подарок хозяина) и цветной полушалок превратились какой-то цветастый бесформенный ком. Казак молча, с особой жестокостью, тянул её за волосы, не обращая внимания на крики.

Выскочивший во двор Алёшка в распоясанной красной рубахе подхватил лежавшую у забора оглоблю и бросился за разбойником. На крики из избы выскочил Михаил, с окриком «стой» метнулся назад в избу. Через мгновение вскинул боевое ружьё. Прогремел выстрел.

Алексей оторопело сжимал оглоблю. Параська упала на побитые колени. Казак медленно оседал в луже крови.

Отец Александр горестно смотрел на всё вытаращенными глазами. Придя в себя, он решил отправить смертельно раненого казака на подводе домой с богатыми отступными и ружьём за Параську.

Только к вечеру вернулся Михаил. Уладить дело миром не удалось. Смертельная вражда нависла над спокойным краем былого таёжного благополучия.

В воздухе повис вопрос: что делать? Решили срочно женить Алёшку на Параське, к великому счастью обоих, и думать о том, чтобы их надёжно укрыть, наделив самостоятельным хозяйством. Но где?

Тем временем зима вступила в свои права. Шла подготовка к поездке на ярмарку.

Тёмными зимними вечерами дед Архип рассказывал удивительные истории, которые всегда начинались с былинной русской присказки: «Жил да был добрый царь с прекрасной царевной да злой и хитрый царедворец». Всех захватывал сюжет и манера старика подражать стародавним сказителям. Затихали малыши на полатях. Даже взрослые стремились выполнять бесконечную работу по дому потихоньку. Добро всегда побеждало зло в эпических сказаниях, переплетаясь с былой действительностью.

Но на сей раз дед завёл полубыль-полусказку.

– Жил да был царь Иван по прозвищу Грозный, – начал дед, прикрыв глаза мохнатыми седыми бровями. – Всех царь держал в страхе великом. Непослушных бояр драл нещадно нагайками. Завёл свору преданных ему опричников, которые око царское блюли по всей матушке России. Жён менял, как басурманский хан, и всё-то ему было мало.

Вот как-то приходит к беспокойному царю в покои патриарх Никон 1 1 Здесь дед Архип вводит в заблуждение своих слушателей. Патриарх Никон жил и учинял реформы церкви намного позже, чем Иван Грозный. Раскол русской церкви произошел за несколько лет до начала царствования Петра Первого. Верно, однако то, что при Иване Грозном, после присоединения Казанского ханства, многие русские семьи поселились на территории нынешнего Татарстана и потом, не желая подчиняться нововведениям Никона, бежали дальше на восток, к Уралу. – злобствующий владыка церкви, и, елейно опустив глаза, слезливо напел царю-батюшке, что стала падать вера в Господа у подданных. «Нужно, – говорит верховный пастырь, – великолепием обставить все обряды церковные, нужно заставить почитать наместников Бога на земле, нужно обнажить мечи на еретиков и хулителей православия». Крепко задумался царь и решил искоренить крамолу на святой Руси и заслужить похвалу от Византии.