Ирина Енц - Лошадь масти игреневой

– Нет, теть Оля, все-таки, лучшего, чем папкин Воронок вашей Матильде не сыскать.

Мы с Павлом прыснули от смеха. Я в шутку сказала:

– Егорка, ты, наверное, зоотехником хочешь быть?

Мальчишка серьезно на меня посмотрел и, светлея лицом, торжественно проговорил:

– Нет, я буду, как батя, МАСТЕРОМ.

В общем, домой мы добрались уже после обеда. Голодные, как Жучки. Я, слегка смущаясь, предложила пообедать у меня. Со вчерашнего дня у меня были щи. Мужчины дружно согласились. Я смотрела, как они наминают щи, переглядываясь и улыбаясь, и сердце сладко пело: «Вот она, семья». У меня у самой кусок не лез в горло, слезы то и дело подступали к глазам от щемящего счастья.

К Марии Афанасьевне я попала только к вечеру. Рассказала все подробно о своем визите в милицию. Старушка, вздыхая, слушала и кивала головой. В конце я добавила:

– Мария Афанасьевна, думаю, завтра милиция будет у вас. Так вы не говорите, что я серьги в подземелье нашла. Стойте на одном: мол, наследство от тетки, и точка. Тем более, что у вас и доказательство имеется. – Я ткнула пальцем в висящую фотографию Аграфены в свадебном платье.

Бабулька продолжала горестно вздыхать, кивая головой в знак согласия. А потом, глядя на меня с тоской в глазах, со вздохом сказала:

– Да, поняла я, Олюшка все. Ведь, как чуяла, не будет добра от сережек этих, проклятущих! И тебя еще во все это втравила. А, у тебя и так забот полон рот.

Я замотала головой.

– Не говорите так, Мария Афанасьевна. Это не вы меня, это я вас втравила. Думала, как лучше … Ну, теперь, чего уж там. Сама кашу заварила, сама и расхлебывать буду. А вы, только не волнуйтесь. Все устроится. – Стала я утешать старушку. Впрочем, я сама себе не верила.

Сердце ныло от предчувствия беды. Только, я пока еще не могла понять, с какого конца ее ждать, беду эту. Тут, Мария Афанасьевна, прервала мои тяжкие раздумья, и спросила совсем другим голосом.

– Свадьбу то с Павлом, когда играть надумали?

Я оторопела от ее вопроса. Задохнулась от изумления и зашлепала губами, как рыба на песке, не зная, что ответить. Афанасьевна смотрела на меня лукаво и улыбалась.

– Да, ты не гадай, не гадай. Никто мне не рассказывал. И в деревне об этом еще не знают.

Наконец, обретя дар речи, я выпалила:

– Так вы то откуда ….

Она ласково мне улыбнулась и погладила меня по руке.

– Ох … Дитятко ты мое … Да, мне и говорить не надо. Ты, который день не ходишь, летаешь, ногами земли не касаешься. И глаза, как солнышко весеннее светятся. Какие уж тут слова то еще нужны?

Я смущенно опустила глаза.

– Мы еще про свадьбу и не говорили вовсе.

– Ну, ну … – Покивала она головой.

А я принялась думать о другом, потом, уже стоя одетая в дверях, спросила:

– Мария Афанасьевна, а Степанида то где живет?

Старушка сразу насторожилась.

– Так тут, недалече. Через два дома от меня. А почто тебе?

– Да, так. Маслица прикупить хочу домашнего. – Подмигнула я бабульке и вышла, не дожидаясь других вопросов.

Дом Степаниды я нашла быстро. В голове быстро родился план. Почему бы не провести малюсенькую разведку. Завтра нагрянет милиция и все поставят вверх дном. Начнут опрашивать, допрашивать. Всю деревню на уши поставят. А, в результате я была, почему-то не уверена. Точнее, я была уверена в отрицательном результате. Внутренний голос опять поднял голову, высунул свою ехидную морду и так сладенько спросил: «Ребра то давно ли зажили?» Я на него цыкнула. Но, на сердце было муторно. Оттого, что я не могла найти причину этого, нервничала еще больше.

Привязав Матильду, которую вела в поводу, у ворот дома Степаниды, громко постучала в ворота. Во дворе, надрываясь, забрехал кобель. Через несколько минут двери в дом открылись, и женский голос ворчливо спросил:

– Хто тама? Почто по дворам в такое время шастаете? Чего надо?

Отвечать я решила по мере поступления вопросов, то есть, по порядку.

– Тетка Степанида, откройте. Это я, Ольга, егерь с кордона. Дело до вас есть.

Двери закрылись, чтобы через мгновенье опять открыться. К Калитке затопали шаги, и габаритная тетка, в наброшенной на плече старой шубейке, открыла калитку, цыкнув на кобеля.

– А, ну, цыц!!! Дармоед проклятый!! Не видишь, свои это! Чего разгавкался, паразит? – От такого «ласкового» обращения, кобель заскулил и полез обратно в будку.

– Проходи, Олюшка, – Тут же, мгновенно сменив интонацию, пропела Степанида. – Проходи в избу. Студено сегодня, видать к утру морозец грянет.

Я прошла за хозяйкой в дом. Степанида оказалась могутной бабой лет за пятьдесят. С носом картошкой, румяным круглым лицом и маленькими, глубоко посаженными поросячьими глазками. Я, не раздеваясь присела на лавку возле дверей, а хозяйка, скинув шубенку с круглых гренадерских плеч, принялась меня бесцеремонно разглядывать. Потом, слегка прищурившись, спросила.

– Ты по делу, али как? Погостевать зашла?

А я начала мямлить.

– Тетка Степанида, Михалыч сказал, у вас масличко больно хорошее. Не продадите мне малую толику? А, то магазинное – одна сыворотка. Ни вкуса, ни запаха.

Степанида усмехнулась.

– Отчего ж не продать, коли человек хороший просит? Сколько тебе? – А сама продолжала меня буравить взглядом. Нехорошим взглядом.

– Да мне с полкилограммчика. Если есть. – Мяукнула я.

– Есть, как не быть. Корова то хорошо дает, и молоко жирное. – В растяжку проговорила она, и вышла в сени.

Я вздохнула с облегчением, избавившись от ее колючего взгляда. Осмотрелась кругом. Обычная деревенская изба. Беленая печь, деревянные лавки и стол. Не богато, чисто, ухожено. По стенам висят фотографии в рамках. Тут и Степанида вернулась, неся в куске толстой бумаги сливочное масло.

– Сколько я должна? – Встала я со скамьи.

– Да, ты не торопись. Раздевайся, повечеряем. Небось со своей работой все бегаешь, и поесть по-человечески некогда? – Стала предлагать она, не сводя с меня пристального взгляда.

Я опять начала мямлить:

– За приглашение спасибо. Но, есть не хочу. А, вот чайку бы я попила. Правы вы, морозно сегодня.

Я сняла куртку, пристроила ее на краю лавки. Тетка тем временем быстро, без особой суеты стала накрывать на стол. А я стала рассматривать фотографии, висящие на стене. Степанида, заметив мой интерес, охотно стала рассказывать.

– Это муж мой, Иван. Царство ему небесное. – Ткнула она в фото щуплого мужичка, стоявшего рядом с ней, и доходившего ей чуть выше пояса. – Не гляди, что малой. Не мужик – зверь лютый. Поколачивал меня по молодости. И, ее родимую, – щелкнула она пальцем по горлу, – Крепко уважал. Вот и замерз по пьяни. На третий день только нашли. Уж тому пять лет, как прошло.

Окинув хозяйку быстрым взглядом, я засомневалась, кто еще кого поколачивал. Но, вслух своих сомнений, по понятным причинам, не высказала.