Юлия Афиногенова - Хокку для души и дивные стихи забвения. + Рассказы и размышления

Зигфрид поспешил к своей любимой,
К озеру, где лебедей обитель,
Там Одетта плачет, понимая,
Что лебедем осталась навсегда.

Только не нарушил клятву Зигфрид,
На балу ведь видел он Одетту,
И лишь поэтому назвал своей невестой,
Ведь любил он именно ее.

Но колдун злой не готов сдаваться,
Направляя на влюбленных гром и бурю.
Но теперь им чары не страшны,
Верность и любовь сильнее лжи.

Ласковой рукой крестьянка
Пшеницу собирала на рассвете.
Напевала песенку смуглянка,
Подвывал ей теплый легкий ветер.

Золото полей серпом срезала
И в корзину складывала нежно,
Улыбаясь, девушка мечтала
О веселой жизни, безмятежной.

Ей хотелось не работать в поле,
От чего грубеют, трескаются руки;
А хотелось стать ей птицей вольной,
Обучиться бы какой-нибудь науке.

Ей мечталось во дворце жить,
В дорогие наряжаться платья,
Как истинная леди говорить,
Спать на мягких золотых кроватях.

Как-то мимо поля проезжала
Карета с огнегривыми конями.
Крестьянка вновь колосья собирала,
Прикованная к полю будто бы цепями.

Вздыхала дева от усталости и зноя,
Мозоли потирая осторожно.
Желала отдыха и полного покоя,
Ах, если бы так было можно.

Вдруг взгляд свой на карету обратила,
Глазам своим не веря, заморгала,
Корзину с урожаем уронила.
Почва будто под ногами исчезала.

Вышел из кареты кто-то знатный,
Облаченный в злато и шелка.
Стройный, молодой и статный,
Девушка как никогда была робка.

Направился он прямо к ней,
Представившись заморским графом.
Не совладать ей с пламенем очей.
Неужто говорит с аристократом?

Он молвил ей, что ищет здесь жену,
Простую деву, не познавшую богатства,
Что в графстве он как будто бы в плену,
За каменными стенами аббатства.

Устал от правил, сплетен и приличий,
Высокопарных слов, приемов и балов,
Хотел бы изменить на миг обличье,
Сбросив с себя тысячу оков.

Сладки речи слушала крестьянка,
Не веря счастью и невиданной удаче.
И вот они вдвоем уж на полянке —
Замуж позовет теперь и не иначе.

Уставшая, забылась сном крестьянка,
Так нежен граф и пылок был.
Очнулась ночью, а пуста полянка,
И графа след уже простыл.

Приходи ко мне в уютный дом,
Для тебя оставлю дверь открытой.
В путь ко мне отправишься пешком,
Побредешь тропою позабытой.

Ты придешь и улыбнешься мне,
Тут же все обиды позабудем.
Оставит нас судьба наедине,
Чувства от забвения разбудим.

Родной мой и любимый человек,
Ничего на свете нет важнее.
Прочно связаны с тобой навек,
Не найти мне рук твоих нежнее.

К теплой коже снова я прижмусь,
И спокойствие наполнит мысли.
Выше неба тут же поднимусь,
Разгоняя тучи, что нависли.

Мы очнемся от дурного сна,
Песнь моей любви, прошу, послушай.
Расцветет в сердцах у нас весна,
По кусочкам склеим наши души.

Однажды священник, службу закончив,
В покои свои отправился спать.
Но сложно уснуть ему было ночью,
Видения странные стали всплывать.

Не верил глазам своим бедный священник:
Голая дева пред ним, вот позор!
Вере своей вовсе не был изменник,
И попытался скорей спрятать взор.

«Демон коварный, прочь с моих глаз!
Душу мою тебе не забрать!»
Служитель вскочил с постели крестясь,
Молитвы неистово начал читать.

Наглый суккуб, ничего не боясь,
Голыми бедрами начал вилять.
В ответ на молитвы громко смеясь,
Пышные груди стал выставлять.

Наутро священника в поле нашли,
Полностью голого с глупой улыбкой.
Силы его все куда-то ушли.
Ах, где ж допустил он ошибку?!

Мне нравится ночь,
А в ней тишина.
Мне не помочь,
Я здесь одна.

Мысли нахлынут
И мраком накроют.
Воздух остынет,
Наполнясь покоем.

Вдох, еще вдох,
Молчанье в ответ.
Знает лишь Бог,
Как мирно во тьме.

Спит все вокруг,
И нет суеты.
Ночь – это друг,
Скорей заходи.

Ночь как искусство,
Полна красоты,
Когда тебе грустно,
Лей на холсты.

День мудреней,
Но ночь исцеляет,
То, что важней,
Понять помогает.

Поплачет с тобою,
Тайны храня.
Отпустит с приходом
Нового дня.

Гори свечой неугасаемой,
Чтоб яркой была жизнь,
Как свет во тьме глубокой.
Энергией светись неисчерпаемой,
К любви своей лети на крыльях ветра.
Гори, но не давай себе сгореть,
Как пламенный пожар, весь изнутри пылай.
Чтоб воспарить над миром и лететь,
Миру открывая недра сердца.

Маркиза белила белилами лоб,
Из баночки их набирая.
«Что же моя так болит голова…» —
Думала дева, вздыхая.

Свинцовая пудра прекрасно ложится,
Кожа подобная шелку на ощупь.
Недорогое прекрасное средство,
Красоткой с ним стать много проще.

И чтобы придать глазам больше блеска,
Закапала в них белладонны.
Для бледности яд мышьяка проглотила,
Не меняя свои рационы.

Служанка Маркизу в корсет затянула,
Да так, что дышать стало сложно.
Для талии тонкой – важный предмет,
Никак без него невозможно.

Чем талия тоньше в глазах жениха,
Невеста тем больше завидней.
Неважно, что часто теряешь сознанье,
С ним бедра желанней и грудь аппетитней.

Свинец и мышьяк, белладонна, корсеты —
Страшнее орудий для женщины нет.
Но применить, к сожаленью, их можно
Только себе же во вред.

Она его вспоминает украдкой,
Пряча горькие слезы в подушку.
В объятья к нему без оглядки
Шагнула бы, точно в ловушку.

Улыбка родная и руки
Теплом своим манят к себе.
Ей больно и горько в разлуке,
Конца нет душевной борьбе.

И громче все сердце взвывает,
И ночи проходят без сна.
А кто-то уже не страдает,
И вновь в его сердце весна.

Вернуться бы к самым истокам,
И там, где ошиблась, исправить.
За что же судьба так жестока,
Неужто как есть все оставит?

Нет, ни за что не смириться
И не поддаться унынию;
Лишь на себя разозлиться,
Нельзя же у чувств быть рабынею!