Юлия Чибирева - Лань Белая

– За семью морями, за семью лесами Град стоит. Окружён он морями огненными, лесами дремучими, полями бескрайними, оврагами бездонными, горами высокими. Путь туда долог и тернист. Много бед подстерегает ищущего, много испытаний. В Граде том сад дивный, трава-мурава шелковая, цветы радугой рассыпаются. Птицы райские сладкими песнями заливаются, о судьбе грядущей вещают, о прошлом и будущем. Древо в саду том стоит древнее. Древнее и мудрое. Века стоит неисчислимые и стоять будет впредь. Плоды на Древе том спелые, наливные. Да не у каждого рука поднимется сорвать плод тот, ибо страстен он. Не у каждого, что сорвёт, хватит сил удержать его. А если и найдётся тот, кто дойдёт до Древа и плод сорвёт, да удержит его, выстоит ли он, надкусив этот плод? Наполнится он Силой великою и Мудрость вечная войдёт в разум вкусившего. И уйдёт в прошлое вся его жизнь, и не будет знать он, куда идти далее, ибо не проторена та тропа, по которой идти следует. А если и была та тропа, то заросла она за века быльём. Будет вкусивший искать путь свой и Силой ратною, да удалою, наполнится сердце его, ибо вести ему за собой ищущих, но не посмевших дойти до Древа того. И биться с Тайною предстоит ему…

Монотонный рассказ оборвался. Старческий женский голос ласково проворчал.

– Гляди-ка, дед, внуча-то твоя носом клюёт. Снеси-ка на топчанку-то. Пусть спит себе…

Дед, кряхтя, встал с лавки, подошёл к столу, навалившись на край которого, сопела девчушка лет пяти. Аккуратно приподняв, перенёс на небольшой сундук в углу избушки, укрыл потёртым куском овчины.

– И то верно, – вернувшись на место, деловито произнёс, – пусть спит, сон силу даёт.

Она резко открыла глаза. Тихо. Показалось… Наверное, поблизости хрустнула ветка, вот и привиделось. Выдохнула, успокоилась. Было сыро и холодно. На ветках настила поблёскивала смола. На ночлег устраивались уже в темноте, собирали первое, что оказывалось под рукой, вот и накидали липкого лапника. Става зажмурилась и ещё раз прислушалась к ощущениям, вспоминая сон. Что её так напугало? Сумрачное облако с размытой грацией лесной копытницы или лунные переливы на её спинке? Белые пятна на белой шёрстке…

Снаружи послышались шаги. Уже встали, развели костёр и нагрели воды для чая. Ждут её.

Става вышла наружу, кивнула на приветствие, спустилась к реке. Туман принял её влажными объятиями, вынудил вздрогнуть, скинуть остатки наваждения. Ещё очень рано. Солнце только выбирается из ночного ложа и потягивается тонкой светлой полоской, ужесточая лесную тьму.

Става умылась, прибрала волосы. Медленно, степенно, вдумчиво. Так привыкла с детства, так повелось и во взрослой жизни. Достала короткий костяной нож с резной ручкой, копнула корень лопуха, сорвала нижний лист. Возвратившись к костру, протянула Раяру, пусть запечёт.

Они всё делали молча. Собирались, шли, устраивались на ночлег и вновь складывали вещи и шли. Двое мужчин – один постарше, ближе к сорока годам, другой помладше, около тридцати. С ними девушка – Става. Странная троица уже давно шла по лесам к никому неизвестной цели. Одеты скромно, но добротно. Из пожитков то, что вмещают сумы, перекинутые у всех троих через плечо. В руках посохи, на спинах меховые плащи, лето нынче было по ночам прохладным. Да ещё пара мечей на поясах мужчин. Единственное что выделялось, то шкура барса на плечах девушки. Но это был подарок, к тому же тёплый.

– Град?

Они вышли из леса к невысокому тыну, охватывающему несколько десятков домов.

–Тырень. Поселение, – пояснил Раяр поспешившему с выводами юноше.

– Я уж думал, пришли, – обрадовался Яжен возможности поговорить после стольких дней молчания.

–Далеко ещё… Постой, не то что-то.

– Что?

Мужчины остановились на опушке и присмотрелись к поселению. Частокол крепкий – на совесть. Между крон деревьев резными коньками выглядывают крыши. Селение далеко не маленькое, но подозрительно тихое. Ни звонких голосов детей, ни басовитых мужских переговоров, ни женских напевов. И ворота приоткрыты, заманчиво поскрипывая…

– Разузнать надо, – Раяр посмотрел на Ставу. Та, вздохнув, пошла прямо к Тырени.

– Никого не трогать, – бросила она через плечо.

Первый раз за весь путь услышал Яжен голос их спутницы. Мягкий, низкий, с хрипотцой.

Тырень встретила гостей неприветливо. Пустые улицы, полное отсутствие следов людей или животных. Никакой хозяйственной суеты. Словно все разом спокойно сложились, собрались и уехали, навсегда.

Следом за Ставой прошли к крайней избе – заброшенной кузнице. Внутри темно, пусто, одиноко… Девушка растерянно присела у окна на лавку. Поручение не выполнено… Возвращаться?

От внезапного шороха Става отпрянула в угол. В её сторону мелькнула тень, затем вторая. Грохот, возня. С полок попадала оставленная посуда, послышался сдавленный стон.

Когда все стихло, девушка шагнула к двум телам, застывшим на полу. В полумраке, по светлым взъерошенным волосам, в верхнем узнала Яжена. Под ним неподвижно лежал незнакомый мужик.

– Успел, – белозубо улыбнулся молодой воин, – или не трогать?

Става присела рядом, глянула на тело, коснулась лба.

– Он мертв.

– Как так? Я только с ног сбил, даже не ударил ни разу.

– Он давно мертв. Огонь нужен.

В трёх домах встретили ещё троих. Таких же. Они все пытались напасть на входящих, но, встретив отпор, падали и уже не поднимались.

На центральной улице развели костёр. Снесли тела. Долго смотрели в огонь, пытаясь понять, что здесь могло произойти. Става куталась в шкуру, несмотря на нестерпимый жар, исходивший от костра.

– Что с ними? – Раяр неохотно отвлёк девушку от созерцания огня, но это его действительно беспокоило.

– Морох, – бросила та. – Уходим.

Подперли ворота. Тырень осталась за спиной мрачной загадкой с нарисованными углём знаками на ставнях и дверях, куда дотянулась рука Ставы.

И вновь молчание. Яжену нестерпимо хотелось общаться. Раяр отвечал кратко, беседой это не назовёшь, и парень уже начинал говорить сам с собой. При случае, пытался найти общий язык и с девушкой, сопровождать которую его отправили. Поначалу побаивался, уж слишком мистической аурой веяло от неё. Но со временем присмотрелся и особых странностей не заметил. Разве что мяса не ест, корней накопает, или листьев, и печёт на углях, или ягоды. И молчит всё время. А так девчина как девчина, много таких в его деревне видел, пока в храм не взяли на охрану.

Вечером сидели у костра. На ужин рыба, чай из трав, небольшой кусок ржаного каравая. Яжен долго вглядывался в отсветах алых языков пламени в лицо задумчивой спутницы и всё же рискнул начать разговор.