Майкл Смит - Пленник

Я благополучно сделал заказ и стал напротив «Орлеанской кладовки», вгрызаясь во французскую булку с sauce piquante [12]и наблюдая за дверями. Как и все остальное, резкий вкус лимонного сока на жареных устрицах убедил меня, что происходящее со мной – реальность. Закончив есть, я отхлебнул сока и вздрогнул. Он было гораздо слаще, чем я ожидал. И тут же понял, что это апельсиновый сок, а не «Маргарита». Вкус оставил какое-то впечатление незаконченности, как бывает, когда вы убеждены, что съели только половину пирожного, но не можете понять, куда же пропала вторая половина. Я знал, что только что купил апельсиновый сок, но знал также, что меньше минуты назад отхлебнул глоток «Маргариты».

Дрожа, я выплюнул остатки апельсинового сока. Наверное, у меня что-то не так с сахаром в крови.

А может быть, я медленно схожу с ума.

Я допил сок, не сводя взгляда с противоположной стороны улицы в ожидании Риты-Мэй. Мне уже стало казаться, что до тех пор, пока я ее снова не увижу, пока наконец не произойдет что-то такое, что привяжет меня к сегодняшнему дню, мне не удастся обрести равновесие. Если я увижу ее на другой день после вчерашнего вечера, то этот день будет завтрашним. Иначе и быть не может, ведь завтра должно как-то наступить.

Разумеется, существовал еще один вариант: я просто сижу в туалете Абсент-бара и в зловещих деталях сочиняю, что приключится со мной на следующий день. Я был уверен лишь в одном – что я хочу видеть Риту-Мэй. Я понимал, что на ней, скорее всего, будет другая одежда, но был уверен, что сразу узнаю ее. Даже не закрывая глаз, я видел перед собой ее лицо. Глаза, слегка затуманенные алкоголем, приоткрытый рот, пряди вьющихся светлых волос, заправленные за уши. А на губах, как всегда, прекрасная полуулыбка.

– Мы уходим! – проорал Триндл, и я, отвернувшись от Риты-Мэй, рассеянно взглянул на него.

В конце концов они меня не бросили: они уходили, а я еще был в сознании. Обычное раздражение, которое вызывал у меня Триндл и его компания, немного смягчилось при виде их лиц. Они явно отлично провели время. В один из редких моментов духовной зрелости я понял, что на самом деле они неплохие парни. Я не хотел портить им праздник.

Я кивал, улыбался и пожимал руки, и кутилы, покачиваясь, друг за другом вышли из бара навстречу несущейся мимо толпе. Должно быть, давно перевалило за два часа ночи, но веселье продолжалось. Я вернулся к Рите-Мэй и понял, что встреча с компанией Триндла была не таким уж несчастьем. Мы пару часов лишены были возможности общаться, и за это время наши чувства, подогреваясь на медленном огне, дошли до кипения. Рита-Мэй бросила на меня взгляд, который я могу определить лишь как откровенный, и, наклонившись к ней, я приник к ее губам долгим поцелуем. Мой язык словно превратился в какое-то веселое морское создание, слегка подвыпившее, в первый раз встретившее существо противоположного пола.

Через некоторое время мы прервались и отодвинулись на достаточное расстояние, чтобы взглянуть друг другу в глаза.

– Критический момент, – прошептала она, и мы, столкнувшись лбами, захихикали.

Я вспомнил, что уже давно должен был спросить себя, что это такое я делаю, и спросил. Ответ был: «Исключительно приятно провожу вечер», и этого оказалось для меня достаточно.

– Выпьем еще?

Мне не хотелось уходить. Нам необходимо было побыть здесь еще, во власти тех чувств, которые мы испытывали.

– Давай, – согласилась она, усмехнувшись одной стороной рта, я встал, и она взглянула на меня снизу вверх. – А затем возвращайся и сделай это еще раз.

Официантки видно не было, и я направился к бару. К этому моменту я уже понял, что произошел очередной скачок во времени, и не испытал потрясения, обнаружив, что меня обслуживает бармен с безмятежным лицом. Он также не слишком удивился при виде меня.

– Продолжаете? – спросил он, смешивая коктейли, которые я заказал.

Я знал, что не разговаривал с ним до этого, так что, наверное, он просто старался быть любезным.

– Точно, – ответил я. – Как вы думаете, под силу мне это?

– Отлично выглядите, – ухмыльнулся он. – Вас хватит еще на час или больше.

Только когда я неуверенной походкой пробирался к нашему столику, его слова поразили меня как из ряда вон выходящие. Словно он знал, что через некоторое время я отключусь. Я остановился и оглянулся на бар. Бармен все еще смотрел на меня. Он подмигнул мне и отвернулся.

Он все знал.

Я нахмурился. Это не имело смысла. Такого быть не могло. Если, конечно, это не очередная галлюцинация и весь этот разговор не порождение моего воображения. Значит, сейчас завтрашний день. Но так ли это? Тогда почему я не помню, что произошло дальше?

Я обернулся к Рите-Мэй, и мне наконец пришло в голову спросить у нее, что происходит. Если она не поймет, о чем я, то я притворюсь, что пошутил. Если с ней творится то же самое, то мы выкурили ядовитую сигарету. В любом случае что-то прояснится. Вдохновленный своим планом, я попытался ускорить шаги. К несчастью, я не заметил здоровенного подвыпившего парня в клетчатой рубашке, который, шатаясь, пересекал мне дорогу.

– Эй! Смотри, куда идешь, – проворчал он довольно добродушно.

Я ухмыльнулся, чтобы показать, что безобиден, и отступил от края тротуара. Женщина, которую я принял за Риту-Мэй, оказалась незнакомкой. Просто какая-то туристка спешила по солнечной стороне улицы. Взглянув на часы, я обнаружил, что стою напротив магазина всего двадцать минут. Мне казалось, что прошла целая вечность. Рита-Мэй должна скоро вернуться. Она обязательно придет.

И затем…

«Господи, опять я здесь», – подумал я. С течением времени скачки начали происходить все чаще (если придерживаться гипотезы, что это скачки). Поглощение пищи не помогало.

К тому времени как я добрался до отеля, я начал забывать, что произошло, но у меня хватило ума вытащить розу Риты-Мэй из кармана и засунуть ее в туфлю. Затем я спрятал туфли как можно дальше в чемодан. «Это тебя встряхнет, – бормотал я про себя. – Это заставит тебя вспомнить». Видимо, я понимал, что имею в виду. Было шесть утра, и я, как мог, стащил с себя одежду и упал на кровать. В голове царил сумбур, шея болела. Единственное, что мне оставалось, – это немедленно заснуть, и очутиться на улице Декатур, в ожидании напротив «Орлеанской кладовки».

Признаюсь, этот эпизод застал меня врасплох. Я уже почти привык к происходящему, хотя оно вызывало у меня все усиливающееся чувство ужаса. Я не мог остановить этого, не мог понять, но, по крайней мере, здесь была какая-то закономерность. Однако рывок в отель, в раннее утро, и тот факт, что я спрятал туфли сам, оказались неожиданностью.

Все начинало перемешиваться, словно порядок не имел значения, а важны были лишь ощущения.