Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

Полицейский положил пачку на журнальный столик и подтолкнул ко мне:

— Посмотрите. Хотя это и не слишком приятное зрелище.

На всех фотографиях были запечатлены человеческие трупы.

Результаты работы хирурга были засняты с близкого расстояния. С отдельных частей тел была удалена кожа, на следующих снимках эти же самые фрагменты освобождались от слоя подкожного жира, затем от мускулов. Были запечатлены и более глубокие исследования — местами мышцы были рассечены и под ними обнажались внутренние органы; на одной из фотографий грудная клетка была вскрыта пилой, чтобы показать легкие и сердце.

Я увидел лишенную кожи человеческую кисть без большого пальца, зато остальные пальцы были разведены так далеко друг от друга, что образовывали ровный полукруг.

Я увидел голову женщины, у которой были удалены глазные яблоки, лежавшие тут же, на щеках, а губы были так растянуты, словно женщина ужасающе ухмылялась прямо в камеру.

В конце концов, доктор Якоб был врачом.

Но фотографии будоражили сознание гораздо сильнее, чем самые подробные пособия по хирургии. Это были не просто иллюстрации к учебнику анатомии — в этих снимках чувствовалась тесная связь с личностью фотографа. Кроме того, на изображениях было слишком много крови. Оставшаяся на трупах кожа была испещрена темными пятнышками, и повсюду вокруг разрезов виднелись подсыхающие потеки.

Мне казалось, что препараты для занятий по анатомии должны быть более тщательно очищены.

И я не думал, что трупы могут истекать кровью.

Полицейский внимательно наблюдал, как я перебираю фотографии, и постепенно мне стало ясно, что он расположил их в определенном порядке. Сначала шли изображения отдельных частей трупов, а потом я увидел снимки, представляющие тела во всей их полноте. Вот только они лежали не на обычных хирургических столах и больничных каталках. Тела поддерживались в вертикальном положении при помощи шестов и веревок, да еще им были приданы определенные позы: ноги, разведенные, как при ходьбе, руки в процессе жестикуляции, а головы повернуты, словно во время разговора. Эти эффекты достигались при помощи проволоки, закрученной вокруг конечностей, а иногда и пропущенной сквозь тело. И повсюду виднелась кровь. Каждый разрез, каждая рана, а их было великое множество, были отмечены потемневшими потеками крови, совершенно черной на зернистых снимках. Кровь стекала с истерзанных тел и скапливалась внизу. Но и этого было мало: темные ручейки не поддавались законам гравитации, а были направлены и размазаны загадочным образом, образуя таинственные знаки не поддающейся расшифровке каллиграфии.

Мои глаза затуманились от слез.

Я покачал головой и протянул пачку фотографий полисмену.

— Не знаю, что и сказать, — попытался я произнести, но смог только беззвучно пошевелить губами.

— Вы поняли, где были сделаны эти снимки? — спросил он. — В оранжерее, позади дома. Там много окон и очень хорошее освещение. Посмотрите.

Полицейский показал мне снимок окровавленной женщины, обвитой проволокой. Снимок был немного передержан, и кожа, там где ее не запятнала кровь, светилась белизной. Фоном к фотографии служили полки, заставленные цветочными горшками.

— В самом доме для такого кадра было бы слишком темно. Я только ошеломленно кивнул.

Полицейский вытащил фото из моих пальцев и бережно положил в пачку, не забыв удостовериться, что снимок попал на то самое место, откуда был извлечен.

— После такой находки мы перекопали оранжерею и весь участок. Мы считали, что там могут быть захоронены отснятые останки тел. Ничего подобного. Только у самого крыльца обнаружились кости собаки.

Наверное, это был Блэки, а может, и какой-то другой пес, живший в доме после того, как я уехал.

— Мистер Якоб был врачом, и в этом отношении у него бесспорно были большие возможности. Он мог похоронить свои жертвы на кладбище или отправить в крематорий вместе с неопознанными трупами. Сейчас это невозможно проследить. Но в одном вы можете быть уверены. Одно мы знаем наверняка. — Полицейский подался вперед на своем стуле и так пристально уставился в мои глаза, что я не посмел отвести взгляд. — Этот человек был убийцей. Люди, над которыми он проводил свои опыты, были еще живы.

Я подумал о ручейках почерневшей крови на отснятых телах.

— Я не могу определить, сколько времени он поддерживал в них жизнь. Но на некоторых снимках рты разинуты, словно люди пытаются кричать, однако можно заметить, что у них вырезаны языки или перерезаны глотки. Они не могли произнести ни звука.

Я судорожно сглотнул.

— Вероятно, вам интересно знать, почему я все это рассказываю вам, да еще демонстрирую снимки.

Я кивнул. В темных глазах полицейского качнулось мое отражение.

— Есть один снимок, на который вы, вероятно, не обратили особого внимания. Эта фотография особенно нас заинтересовала. — Полицейский выпрямился и выжидающе посмотрел на меня. — Вы не запомнили ее? — Он покопался в пачке, выдернул один из снимков и протянул мне. — Вы это видели?

Да, я видел эту фотографию. Я заметил ее, когда перебирал всю пачку, но ничего не сказал. Но я не удивился и тому, что полисмен выделил ее из всего множества и теперь хочет услышать мое мнение.

Именно этого я и ожидал.

На снимке были запечатлены двое детей. Девочка лет пяти-шести со светлыми волосами, расчесанными на прямой пробор. Лицо было изрезано до неузнаваемости, а одна рука с широко растопыренными пальцами, возможно сломанная, неестественно заведена назад, за голову. Вторым ребенком на снимке был мальчик. Он стоял на коленях рядом с девочкой и не смотрел в камеру. В правой руке мальчика виднелся нож, наполовину погруженный в брюшную полость, все внимание его было поглощено исследованием внутренних органов.

Полицейский вытянул руку и постучал по фотографии шариковой ручкой:

— Нас очень заинтересовал этот мальчик. Мальчик на снимке стоял к камере спиной.

— Вы не знаете, кто это мог быть? Может, кто-то из детей, живших по соседству? Посмотрите повнимательнее. Я знаю, что это нелегко, но все же постарайтесь.

Жестоко исковерканное тело девочки вышло на снимке очень четко, а вот мальчик получился несколько смазанным, вероятно, из-за того, что он пошевелился во время съемки.

Я покачал головой и едва смог выговорить «нет».

— Что вы сказали?

— Нет, — повторил я.

Я прижался лбом к холодному стеклу и смотрел, как полисмен усаживается в свою машину. Полисмен с фотографиями.

И этот снимок: мальчик, девочка и кровь.

Горячие слезы подступили к глазам и вырвались наружу. Я услышал, как они с негромким стуком падают на пол.

Вискерз в моих руках завозился, и я неловко погладил его по голове.