Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

Несмотря на позднейшее заявление Дарджера: «В конце концов мне понравилось там, еда хорошая и ее много», дом для слабоумных детей был, должно быть, кошмарным учреждением, отличавшимся яростными вспышками агрессии и отсутствием какого-либо взаимопонимания между его 500 сотрудниками и 1200 обитателями. Летом случались передышки, когда Генри посылали работать на ферму за пределами города. После нескольких неудавшихся попыток бежать, семнадцатилетний Генри наконец-то сделал это и возвратился в Чикаго, где нашел работу швейцара в больнице Святого Иосифа.

«Странно это, но о том, чем хорошо обладать, и о днях, которые приятно проводить, быстро рассказывается, и не очень-то к этому прислушиваются; а вот из того, что страшно и даже ужасно, получается хороший рассказ, да и рассказывать приходится долго».

Так Толкин размышляет в «Хоббите». И хотя продолжение жизни Генри Дарджера лишь с большой натяжкой можно назвать «хорошим», значительных событий в жизни этой определенно не происходило, во всяком случае на взгляд стороннего наблюдателя. В 1917 году он был призван в армию, но спустя несколько месяцев демобилизован по состоянию здоровья. После этого он работал швейцаром и посудомойкой в больницах. Затем, когда он сделался слишком слаб для подобной работы, ему стали поручать более легкие занятия прислуги. Похоже, что у него был всего-навсего один настоящий друг. В 1932 году он переехал в многоквартирный дом, где в одной большой комнате ему предстояло провести остаток жизни. В 1956 году здание было куплено художником Натаном Лернером, человеком доброжелательным, богатым представителем богемы, создавшим из дома своеобразную пристань для художников, музыкантов и студентов художественных школ, которые не только терпели присутствие Дарджера, но и оказывали посильную помощь одинокому старику.

Лернер был для Дарджера исключительно гуманным домовладельцем: он не поднимал квартирную плату и мирился с тем, как ведет домашнее хозяйство его постоялец. Он и другие обитатели дома 851 на Уэбстер-стрит по очереди помогали Дарджеру, порой подкармливая его и помогая с медицинским обслуживанием; но самое важное, они обеспечивали ему контакт с миром, которого не было в голове Дарджера. Ибо к 1960-м годам Генри Дарджер стал одной из потерянных душ, которые населяют городские окраины. Скрытный незаметный человек — ростом он был чуть больше пяти футов, — облаченный в то, что осталось от шинели, Дарджер каждый день часами бродил по боковым улицам, заглядывая в урны в поисках того, что потом приносил в свою комнату. Макгрегор цитирует гостя Дарджера:

«Мусора было ужасно много. Стопки старых газет и журналов высились до потолка. Если у человека бывает пара очков, то здесь их была, должно быть, сотня. Резиновые жгуты, целые коробки резиновых жгутов. Башмаки, множество башмаков. Но все это было приведено в определенный порядок. Стол был завален фута на два-три, кроме рабочего места. На столе — все эти рисунки и картинки. Я не был чужд искусства, и меня немного все это занимало, но было очевидно, что все это личное, чересчур личное».

Соседи Дарджера часто слышали, как он разговаривает сам с собой, ведет продолжительные беседы на разные голоса. В это время он находился на последних стадиях продолжавшейся всю жизнь борьбы с Богом, борьбы, которую он зафиксировал в своей многотомной эпопее.

«Опять проблемы с веревкой. Слишком безумен, чтобы хотеть быть плохим торнадо. Ругался на Бога, однако ходил на три утренние мессы. Успокоился к вечеру. Кто я на самом деле — враг креста или очень-очень раскаявшийся святой?»

Да извечная борьба с веревкой. И тем не менее из чего и состоит наша жизнь по большей части, как не именно из этого: из борьбы не на жизнь, а на смерть с шефом, детьми, супругой или супругом, соседями, соседской собакой, с хождением по магазинам и поездками на работу? А что же Бог? Каждое время имеет то искусство, какого заслуживает, и святые у нас такие, которых мы заслужили. И в этом случае Генри Дарджер вполне заслужил канонизацию, которой был удостоен вскоре после смерти. Начало ей было положено, когда он наконец оставил Уэбстер-стрит ради католического дома призрения. Ему было восемьдесят лет. Незадолго до его смерти Натан Лернер зашел в комнату Дарджера, чтобы навести там порядок. Как он сам потом вспоминал, «стыдно признаться, но только после того, как я заглянул под все кучи хлама в его комнате, я понял, какой невероятный мир Генри создал. Только в последние дни жизни Генри Дарджера я подошел близко к пониманию того, кем в действительности был этот старик с шаркающей походкой».

То, что Лернер нашел под принудительно приведенными в порядок кучами веревок, очков и газет, было восьмитомной биографией Дарджера, над которой он работал с 1963 года, и в нескольких старых чемоданах, где она хранилась, клад — оригинальные живописные работы, которые сделали Дарджера знаменитым. По словам Макгрегора «… пятнадцать томов, 15 145 отпечатанных на машинке страниц, бесспорно самое большое из когда-либо написанных произведений. Чуть позже обнаружились три огромных переплетенных тома с иллюстрациями к этой работе, несколько сот картин, многие больше двенадцати футов длины, написанные на обеих сторонах картона. Домовладелец внезапно наткнулся на тайную работу всей жизни, которую никто никогда не видел: альтернативный мир Дарджера».

Этот мир — огромная безымянная планета, вокруг которой по орбите движется наша Земля. Титульный лист первого тома ее истории гласит:

ОН ИСТОРИИ ВИВИАНСКИХ ДЕВУШЕК В ТОМ, ЧТО НАЗЫВАЕТСЯ ЦАРСТВО НЕРЕАЛЬНОГО,

О ГЛАНДЕГО-АНГЕЛИПИАПСКОЙ ВОЙНЕ, НАЧАВШЕЙСЯ ИЗ-ЗА ВОССТАНИЯ ДЕТЕЙ-РАБОВ

Вивианские девушки! Семеро смелых юных принцесс со своим братом Пенродом вступают в битву со взрослыми мужчинами, гланделинианами, врагами, которые существуют как будто лишь затем, чтобы схватить, заточить в узилище и, подвергнуть истязаниям детей-рабов христианской страны Абинии. Созданная по образцам книг, которые он любил, когда был ребенком, — книги о стране Оз Л. Франка Бома, истории о Хайди Джоанны Спайри, «Хижины дяди Тома» и серии о Пенроде Бута Таркингтона, эпопея Дарджера ведет вивианских девушек по бесконечной цепи неприятностей, заговоров, битв, заключений в тюрьму, побегов и разрушительных бурь.

Вместе с тем Дарджер признается: «Это не та земля, где живут Дороти и ее друзья из страны Оз». Похоже, Дарджер не обладал чересчур большим даром рисовальщика: он создавал свои работы посредством коллажа, узора, фотокопирования и увеличения чу: жих рисунков, потом, раскрашивая их от руки и накладывая густой слой красок, создавал нечто сюрреалистичное, безумно смешное и очень часто ужасное. Фигуры вивианских девушек и детей; рабов по большей части заимствованы из детских книг-раскрасок и газетных комиксов, это диснеевские образы, объявления, иллюстрации из «Сатердей Ивнинг пост»; злые гланделинианские генералы — из газетных фотографий и изображений солдат времен Гражданской войны. Там есть замечательные, похожие на драконов бленгигломенеанцы и бленглины, дети с рогами барана и роскошными крыльями бабочек. Пейзажи обширны, с деревьями Тунтауна и голубыми небесами; впрочем, преобладающая погода — циклоны, торнадо, град, да еще и пожары — в общем, «безумная ярость сумасшедшей бури». Вот образцы подписей Дарджера к иллюстрациям: «Волнующее время, когда снаряды рвутся вокруг», «Дети привязаны к деревьям на тропе лесных пожаров. Несмотря на жуткую опасность, вивианские девушки спасли их». И «Все хорошо, хотя буря продолжается».