Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

— Прошу, дорогая!

Но женщина подмигнула мне и заявила:

— Нет, Карран, я хочу ехать спереди. — И именно так она и сделала. Она обхватила коленями мои бедра и обвила руками мою шею. Я медленно вошел в реку вместе с нею.

Когда вода стала глубже, ее тело стало медленно соскальзывать вниз вдоль моих бедер, все ниже с каждым шагом. Упругие волны толкали меня по ногам. Я чувствовал ее легкое дыхание на своей шее, в носу защекотало от запаха духов. «Почему так медленно, Карран?» — спросила она. «А?» Когда я поставил ее на землю на другом берегу, она неторопливо поцеловала меня в губы и провела рукой по тому месту, что рельефно выступило под моей набедренной повязкой.

— Так сколько я тебе должна? — прошептала Джоана мне прямо в ухо.

Я поднес ее руку к губам и поцеловал пальцы.

— Бесплатно, — сказал я.

Иногда мне хочется, чтобы все опять было так же.

В то утро, когда появился монах, я стоял, прислонившись к своему камню, и ел вареное яйцо, полученное от одного фермера в качестве платы за перевоз. Я увидел, как старик, прихрамывая, обогнул конюшни и двинулся по тропинке, ведущей к реке. Его сутана была покрыта таким толстым слоем пыли, что невозможно было сказать, коричневая она или белая.

— Скажи, — обратился ко мне монах, ткнув посохом в землю у моих ног, — я пришел в Вулпит?

— Да.

Я швырнул половинки яичной скорлупы в воду, и они поплыли, подскакивая, словно две светлые лодочки. Много лет я наблюдаю реку, и нет таких вещей, что бы она не несла с собой. Мне говорили, что если пройти вдоль реки достаточно далеко, за холмы и дремучие хвойные леса, то можно увидеть, как она впадает в море и несет китам груз сучьев, костер! и яичной скорлупы, но мне никогда не приходилось бывать так далеко.

— Я пришел к чудовищам, — сообщил монах.

Солнце выглянуло из-за облака, и он сощурился от ослепительного света.

— К детям, ты хочешь сказать. — Я махнул рукой в сторону противоположного берега. — Они живут в доме Ричарда де Кальна.

— В доме воина, — ответил он. — Да, я слышал об этом. Сколько за перевоз?

— Три монеты, — произнес я.

Монах раскрыл кошель, висевший на поясе, протянул мне серебро, а затем ударил меня по ноге своим посохом.

— Вставай, — приказал он.

Я мрачно взглянул на него. Он был хлипкого сложения, и я мог бы переломить его хребет на колене, но вместо этого я опустил монеты в карман, несколько раз мысленно сосчитав до трех.

Когда мы переходили реку, я слегка отпустил его, так что он соскользнул на несколько дюймов вдоль моей спины, край его одежды намок и отяжелел от воды. Ручейки грязи, словно змейки, вились вслед за ним вниз по течению, но монах не замечал этого. Он сказал мне, что узнал о зеленых детях от нищего в городке Ленна и этот нищий все рассказал ему об их странностях.

— Они разговаривают на языке, неизвестном христианскому уху, — повторял услышанное монах, — кожа их зелена, как листья клевера. Девчонка ведет себя распущенно и непристойно, а мальчишка дрожит, когда христианская рука прикасается к нему. Они развращающе действуют на всех, кто взглянет на них.

— Большая часть из того, что ты говоришь, — ложь, — возразил я. На поверхности воды, словно тарелка, закружился маленький водоворот, затем его размыло, и он распался. — Дети уже выучили наш язык, по крайней мере девочка, и, хотя я не могу отвечать за других, мне они точно не причинили никакого вреда.

— Ты их видел? — удивился он.

— Да, и они ни для кого не опасны. Он насмешливо фыркнул:

— А ты явно невежественный человек. Мне говорили, что они не едят ничего, кроме бобов. Бобы! Бобы — это пища мертвых, а мертвецы на земле — это орудие сатаны.

— Они едят мясо и хлеб, как и все мы. Только первые несколько дней они ели бобы.

— Дьявол быстро находит способы скрываться, — отмахнулся он, словно устав спорить со мной. — Я должен окрестить их, а если они не примут крещения, я их убью.

Я резко остановился, опершись ногой о подводный камень. Я чувствовал, как внутри поднимается гнев.

— Ты не причинишь им вреда, — сказал я.

— Я поступлю так, как велит мне совесть! — Он ударил меня кулаком в ухо. — А теперь иди вперед, ты!

После этих слов я быстро развернулся и уронил его в воду. Он соскользнул, и его понесло вниз по течению, он вертелся и отплевывался, запутавшись в коричневых складках, пока наконец ему не удалось встать на дно. Затем, цепляясь за посох, который раскачивался и изгибался в его руках, монах медленно добрался до противоположного берега. Когда он, шатаясь, полз по скалам, я уже сидел напротив на высоком каменном карнизе. Его сутана болталась на теле, как слинявшая кожа, волосы свисали на глаза.

— Ты! — воскликнул он. Он взмахнул руками, и на прибрежную гальку полилась вода. — Верни мне мои деньги!

Я не счел нужным отвечать. Вместо этого я залез в карман и извлек монеты, затем швырнул их на тот берег одну за другой. Они со стуком падали на подол сутаны и звеня скатывались на камни у его ног. Монах подобрал деньги, выпрямился и уставился на меня.

— У меня миссия, — произнес он. — Господь даровал ее мне. Меня не отвратит от нее грубая сила какого-то Голиафа. —

С этими словами монах заковылял по дороге в Вулпит, выжимая воду из одежды.

Три черных дрозда приземлились там, где он прошел, и начали ковырять клювами землю.

О том, что мальчик умер, я узнал поздним вечером того дня.

Ночью я покинул свой пост у реки, чтобы принять участие в сожжении тела ребенка. Погребальный костер был сложен из ветвей белой ели и клена, и серебристая древесина одной и золотистый цвет другого давали мягкое, мерцающее свечение, которое, казалось, плыло в воздухе над пламенем. Наступило полнолуние, и я различал в свете луны лица горожан. Здесь были Олден, и Джоана, и мальчишка Мартин, рядом стояли кузнец, жнецы и все остальные мужчины и женщины Вулпита. Я никогда не видел, чтобы столько горожан собиралось вместе. Тем не менее монаха среди них не было. Он и в самом деле окрестил детей, как я узнал, — погрузил их в корыто с водой, каждого на то время, что требуется для того, чтобы сосчитать до ста, — и хотя девочка вынесла это погружение, мальчик не выдержал. Он был уже ослаблен болезнью, и, когда его тело оказалось в воде, оно вытянулось в жестокой судороге и оставалось неподвижным, пока монах держал его под водой. Один из слуг, наблюдавших за этим, говорил, что мальчик не сделал ни одного вдоха. Когда де Кальн узнал, что мальчик умер, он послал своих людей с дубинами избить монаха, и тот был вынужден спасаться бегством по западной дороге.

Между де Кальном и отцом Жервезом, городским священником, возник спор относительно того, хоронить ли умершего в освященной земле, — вошел ли в него святой дух до, во время или после крещения? — но в конце концов было решено действовать с осторожностью. Они решили сжечь тело.