Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

— Как ты думаешь, он вернется? — допытывалась я.

Пальцы ее правой руки подергивались, и это был единственный ответ.

— Пошли. — Я загоняла братьев в кухню и нарезала им ломтиками сыр «Колби». Мы ели сыр и жирные крекеры «Рид» на обед, а затем и на ужин.

За эту неделю мать превратилась в свой собственный призрак, зато я стала более деятельной, чем раньше. Я научилась варить спагетти в кастрюле на темных металлических конфорках и зажигать духовку, чтобы разогреть пирог с цыпленком. По ночам я вытирала братьям лбы тряпкой, в которую был завернут лед, и проверяла, чтобы вентилятор дул прямо на их маленькие тела. Это была неделя жары, тишины и молчания.

Мама вернулась обратно, к нам, немного погодя. Однажды вечером она засмеялась, увидев что-то по телевизору, и все мы прибежали посмеяться вместе с ней. «Что такое, мама? Что там смешного?» Я присела на краешек ее кресла и обвила рукой ее влажное плечо.

«Хм-м-м?» Она вглядывалась в наши лица, критически осматривая нас, и мы инстинктивно пододвинулись ближе, словно ценности, которые нужно было сосчитать. Билли уперся ладонями в ее колени и наклонился к ее лицу.

— Мы тебя слышали, — прошептал он, затем разразился громким смехом, потому что они стукнулись носами. — Эскимосский поцелуй! — выкрикнул Билли.

Прошла неделя. Мои братья проводили время, вертясь у грузовиков Тонка и болтая со стриженным ежиком Джо, который владел кун-фу. Я ходила хвостом за матерью, полная решимости своей бдительностью защитить ее от несчастий. Однажды вечером мы сидели вместе. Было позже, чем мы думали. Мы открыли все окна так широко, как только смогли.

— Глоток воздуха — это глоток воздуха, — сказала мама, когда мы помогали ей поднять оконные рамы, искривившиеся от жары.

Я сидела напротив мамы за кухонным столом. Она разгадывала кроссворд в «Телевизионном гиде», а я делала вид, что занята раскрашиванием картинок в книжке, в то время как на самом деле я не сводила глаз с матери.

— Как зовут того парня из «Домика в прериях?» — спросила она меня, водя кончиком ручки над газетой.

— Майкл Лэндон, — ответила я. — Он играет отца.

Эти слова заставили ее поднять взгляд, прежде чем она закончила писать имя, и она взглянула на мое рисование. Она пошевелила руками, собираясь встать из-за стола, но ее влажные ладони приклеились к пластику. Мои руки тоже прилипли, и, когда я наконец отодрала их, они были жирными, покрытыми крошками от тостов. Мать рассмеялась:

— Теперь ты знаешь, как чувствует себя муха, угодившая на липкую ленту.

Затем она молча покачала головой:

— Скажи, чем это занимаются твои братья? Они ведут себя слишком тихо.

Мама вышла и обнаружила, что Билли и Гровер вытирают руки посудным полотенцем. Ни с того ни с сего в кухне стало темнее. Я слышала треск цикад на соседнем нежилом участке, и у меня возникло печальное, пустое чувство зря потраченного времени.

Мама вернулась в кухню, угрожающе размахивая своим красным кошельком из дорогой кожи. Она повертела им в воздухе со словами:

— Давайте-ка соорудим себе по «Черной корове»!

И мы все четверо отправились в винный магазин на углу, купили там ванильного мороженого, пива и полосатых пластиковых соломинок для коктейлей. Тут Гровер сказал, что хочет мороженого с кока-колой, и тогда Билли тоже захотел кока-колы. Мама состроила гримасу, но разрешила купить лимонад.

На обратном пути мама увидела на соседнем пустующем участке куст молочая, доходивший ей до талии.

— Взгляните-ка на это, — сказала она. Она протянула свободную руку, чтобы взвесить зеленые стручки, тяжелые от млечного сока. — Как раз то, что нужно вам, детям, немного зелени в вашем рационе.

Она протянула мне принадлежности для коктейлей, которые уже вываливались из намокшего бумажного пакета, и положила мне в карман ключ.

— Почему бы тебе быстренько не приготовить это, пока все не растаяло, и не вернуться ко мне? Я хочу собрать немного зелени.

Когда я вернулась, было уже почти совсем темно, а мама держала в руках охапку молочая с толстыми стеблями, похожую на экзотический букет невесты.

Гровер и Билли болтались возле мусоросборщика, и я пошла забрать их.

— Посмотри, Джесси, — прошипел Гровер.

Он отодвинул Билли с дороги, чтобы мне было лучше видно. Несколько пьяных валялись на тротуаре между грузовиком и кирпичной стеной нашего дома. Запах, исходивший от них, был отвратительнее, чем из открытого мусорного бака. Я не могла сосчитать, сколько их там было — может трое или четверо, — потому что они лежали вповалку, их грязные лохмотья перепутались, ноги напоминали сваленные в кучу бревна.

— Уйдите оттуда! — мама подозвала нас к себе и подняла повыше траву в руках. — Оставьте несчастных пьяниц в покое. Пусть себе спят.

— Они умерли? — спросил меня Билли, когда мы шли вслед за мамой и пучок молочая колыхался у нее над плечом.

— Нет, — ответила я. — Они просто спят.

Я знала, что Билли мне не поверил. Я слышала, как он прошептал Гроверу, когда мы поднимались по лестнице:

— Папа бы не позволил, чтобы этих мертвых индейцев съели мухи.

Мы оба цыкнули на него.

Отца не было уже две недели, и мама завела разговор о нашем будущем. Она говорила:

— Когда я пойду работать, у вас будет больше обязанностей. Ее пальцы разглаживали белый спортивный носок, один из тех, что принадлежали отцу. Она поймала мой взгляд и торопливо скатала носок в плотный комок, швырнув его затем в высокий мусорный бак, словно мячик. Затем она прижала руки к кухонному столу и улыбнулась.

— Все будет в порядке. Все будет хорошо.

— Я знаю, — ответила я ей.

Мать протянула ко мне руки — она не делала так с тех пор, как я была в возрасте моих братьев, я сделала неуверенное движение, но она притянула меня к себе и усадила на колени, так что наши голые ноги, высовывавшиеся из синтетических шорт, соприкоснулись, словно руки людей, обнимающих друг друга.

— Я думаю, что ты уже достаточно взрослая, чтобы говорить о серьезных вещах.

Я не видела выражения ее лица; мы обе смотрели на дверь холодильника, всю заклеенную стихотворениями, вырезанными из индейских газет вроде «Новости Страны индейцев» или «Заметки Аквесасне». Шрифт был таким мелким, что из дальнего конца комнаты строчки напоминали вереницу сахарных муравьев, ползущих вверх и вниз. Мама говорила со мною через плечо, я чувствовала на шее ее горячее дыхание.

— А теперь послушай меня, — начала она, но запнулась. Она прислонилась ко мне и спрятала лицо в моих волосах. — Они сладко пахнут, — сказала мама, — и они и вправду красивые. Всегда были красивыми.

Я знала, что она говорит про мои необыкновенные рыжие волосы.

— Взгляни. — Она подняла блеклые пряди к свету, и волосы заискрились в солнечных лучах. — Они похожи на золото из Блэк Хиллз. В них есть три разных цвета, сплетенных вместе.